Нетленный прах

Прошло три дня – три смутных дня, опутанных одной и той же невероятной рутиной. Я просыпался в четыре утра, выходил из дому в четверть пятого и являлся на Восемнадцатую калье ровно или без нескольких минут пять – в час, когда этот неприветливый город поворачивается самой отрадной своей стороной, потому что машин на улицах совсем мало, и оттого создается иллюзия, будто хозяйничают в нем люди – и представал перед Карбальо, который пил свой жиденький кофе, хотя собирался лечь спать. Он оставлял меня наедине с книгой Ансолы, и я читал ее так же, как читал во время работы над собственными книгами, то есть положив рядом раскрытый блокнот в черной обложке и остро отточенный карандаш. Делал выписки и заметки, пытался выстроить ее хаотическое пространство в хронологическом порядке, гася вспышки неуклюжего авторского негодования и замечая, как постепенно в ходе этих моих занятий вырисовывается силуэт возмущенного автора, этого отважного юнца, дерзнувшего бросить вызов самым могущественным людям Колумбии. Ансола вызывал у меня одновременно и восхищение и недоверие: достоинства его были несомненны и неоспоримы, но тем не менее было вполне очевидно, что обвинения, выдвигаемые им, порой беспочвенны и сомнительны, ибо ни один разумный читатель не согласился бы, что иезуиты должны принять на себя ту вину, которую он на них возлагает (из книги Ансолы никоим образом не следует, что тот же Берестайн, к примеру, субъект весьма неприятный и нетерпимый, был еще и убийцей). В полдень слышался звук льющейся воды, и из своей комнаты, готовый начать новый день, появлялся Карбальо в неизменных белых носках и иногда – в уже завязанном на шее платке. Рассказывал кое-что из того, что не вошло в книгу Ансолы, показывал еще кое-какие материалы. И так вот, день за днем, я узнавал о том, что произошло после публикации «Кто они?» или, верней сказать, благодаря этой публикации.

Книга вышла в ноябре 17-го года. Ответ недругов Ансолы не заставил себя ждать и превзошел своей жесткостью даже его и притом – наихудшие ожидания. Одновременно он убедился, что многие из тех, кто нападает на него, книгу не читали. Это были обычные наемники от журналистики, получившие от власть имущих задание смешать с грязью и книгу, и ее автора, хоть иногда были среди них, снедаемых завистью и злобой, и такие, кто подписывался собственным именем. В газете «Нуэво Тьемпо» появилось совершенно бесстыдное признание: «Нет нужды пачкать наш взор содержанием этой книги, чтобы понять, что она – плод воспаленного воображения и бесцельной учености», – писал обозреватель, укрывшийся под кличкой Арамис. Консервативная пресса вообще клеймила Ансолу анархистом, моральным убийцей и клеветником на жалованье; в пространных статьях, подписанных несуществующими именами, его называли врагом католической церкви, рьяным поборником аморализма и апостолом Сатаны. Ансола утешался тем, что подобные же ярлыки в свое время клеили и на генерала Урибе, но все же по ночам лежал без сна, спрашивая себя, как бы тот ответил на особенно обидные и несправедливые обвинения. «Кое-кто из тех, кто притворяется христианами, – написал в газете «Сосьедад» некто, подписавшийся Мигелем де Майстре, – видят свое земное предназначение в том, чтобы закидывать грязью доброе имя Святой Матери Церкви: в мерзких и безнравственных пасквилях нападать на представителей Бога, тем самым задевая всех добрых и честных людей, всех целомудренных женщин, всех невинных детей. Со страниц изданий, некогда посеявших междуусобную рознь в нашем обществе, эти провозвестники зла тщатся обратить нашу отчизну к безбожному социализму. Но скоро им предстоит узнать, что мы, воители во имя Божье, многочисленней, чем они думают, и что мы преисполнены решимости защищать нашу веру – если надо будет, то и благословенной силой оружия».