Нетрадиционная медицина

- Какой он тогда доктор?

- Как же не вовремя умер Тит!

Хван Цзи застонал. Сдавленный мученический стон, словно вишенка на торте, завершил картину моего ужаса. Я еще раз содрогнулся в мучительном спазме и глотнул воздух, чувствуя себя выброшенной на берег рыбой. Где-то в сознании тонко визжал изнеженный артист и в истерике бил холеными, не знавшими скальпеля руками, требуя вытолкнуть всех из каюты, закрыться и выпить чего-нибудь крепкого. Но на руках у матросов умирал не кто-нибудь, а Хван Цзи.

- Положите его на стол…

Собственный голос показался слишком уж низким и хриплым – слова прозвучали незнакомо. Всё моё существо сопротивлялось истерике и отвращению, утрамбовывало их в уголок, пыталось откопать ту часть, которая принадлежала врачу. Да, фармацевту. Да, резавшему лишь трупы…

Но на этом корабле, да и в целом мире, никто не знал о человеческом теле больше меня.

«Я не умею! Я никогда этого не делал! Это невозможно! Я фармацевт!» - орал внутренний голос.

«Ты актер. У актера нет своего лица, но перед ним открыты все профессии человечества. Чем больше ты умеешь – тем больше лиц примеришь. Чем больше лиц примеришь – тем больше ты умеешь», - холодно напомнила мама.

Артист во мне в последний раз тонко взвизгнул и растворился под натиском воли, обратившись в невесомую призрачную пелену. Сознание подернулось ею, чуть исказилось и… поверило. Пальцы перестали дрожать. Тошнота и отвращение отступили, затаились чуть в стороне, уступив место роли.    

Я выдохнул, выпрямился и вытер рот рукавом. Нет. Не я. Классический жесткий и циничный хирург, через руки которого прошли сотни.  

- Вы не слышали, что я сказал? Кладите его на стол. Нужны чистые, прокаленные или кипяченые тряпки, крепкий самогон, швейные иглы, зажимы и нитки. Кетгут… В смысле, выделанные жилы или шелк. И много света.

- Вы… это… шить? – спросил кто-то в ужасе. – Кровь же испортится. Давайте лучше прижжём!

Я коротко взглянул на этого умника.

- Слишком длинная рана. Прижжём – и я его точно не вытяну.

- Что за глупости! Надо прижигать. Тит всегда так делал! Ожог закроет рану - и всё заживет! Мы почти все через это прошли! Он был очень опытный!

- Молчать, идиоты! Кто здесь доктор: вы или я? - рассвирепел я. - Ожог его убьет. Со стежками еще есть шанс. Всё нужно хорошенько залить самым крепким самогоном и прокалить! Вперед!

От внезапной перемены матросы слегка опешили, но послушались. В мгновение ока стол и Хван Цзи подвинули к окну, под солнце. Кто-то побежал к коку за самогоном. Кто-то положил набор инструментов, страшный и допотопный, но с зажимами и даже с круглыми иглами. Нашелся даже кетгут и шелк – они остались от предыдущего врача. Мелькнул бледный до зелени господин Чан, прикрывающий глаза перепуганному Юн Лану. Я быстро обработал руки и, закрыв лицо куском простыни, промокнул рану тканью, еще влажной и горячей от стерилизации. Хван Цзи дернулся, распахнул глаза и вскрикнул.

- Держите его!

Мужики дружно навалились на парня. Я посмотрел в огромные перепуганные глаза и сказал:

- Можешь орать, как хочешь. Главное – не дергайся.

Вопреки распространенному мнению, до внутренних органов человека добраться вовсе не так просто, как кажется. Сначала нужно преодолеть барьер из подкожной клетчатки, потом из мышц. Затем следовал большой сальник, в котором копился жир, и только потом начинались кишки, желудок и прочая жизненно важная требуха. Хван Цзи повезло – живот распахало по касательной. Рана была рваная, кровавая и очень впечатляющая, однако глубже мышечного слоя она не ушла. Апоневроз – белый сухожиловый слой, за которым начиналось самое опасное, - был почти не задет. Впрочем, для матроса восемнадцатого века, даже для хаосита не гнушавшегося хирургии, этого оказалось бы вполне достаточно. Потеря крови и инфекции быстро сделали бы своё черное дело. Я кое-как очистил рану, пережал самые крупные сосуды, но дело осложнялось тем, что зашивать предстояло без наркоза. И тем, что на кетгуте наверняка осталась зараза.  

Хван Цзи тяжело дышал, стонал, матерился, но не вырывался и лежал сравнительно спокойно. Я зашивал рану слоями, накрадывая крупные стежки, как когда-то показывал на трупе наш патологоанатом. Выходило криво и косо. Хван Цзи выл. Кто-то засунул ему в зубы кожаный ремешок, с неодобрением глядя на меня.

«Главное – помните, что ткани срастаются на одном стежке. С апоневрозом следует быть особенно аккуратным – если зашить вместе с ним другие слои, то в будущем образуется грыжа», - звучали в ушах слова патологоанатома. Во время лекции он зашивал бескровные бледные ткани очень ловко и быстро. Тогда мне хватило одного взгляда, чтобы согнуться над пакетом. Потом я три дня не мог смотреть на мясо – увиденная картина постоянно всплывала перед глазами. Как я тогда страдал, не понимая, зачем мне, фармацевту, ходить в морги!

Но сейчас я был не фармацевтом. Я вообще не был собой.