Нэцах

— Эти бараны приют нам дали, когда у нас земля под ногами горела, неужто запамятовал? А кто тебя от лихоманки избавил, когда ты доходяга доходягой был, мы тебя даже к лошади привязывали, чтоб ты с нее в забытьи не сверзился, не ровен час. Эх, гнилой ты человечишка, Игнат, ничему тебя жизнь не научила! Сам ненавистью к людям пропитался и других в свою веру обратить пытаешься, да вот только ничего у тебя не выходит, вон, даже сыны твои, плоть от плоти твоей, не хотят батькину веру исповедывать, вот и бесишься ты, заходишься злобой, лютуешь без меры, калечишь людей почем зря. Да видно, даже у Бога терпение лопнуло, не попустил он нынче, так что ступай, исполни, что должен.

И, повернувшись спиной к Игнату, обыденным тоном обратился к Борису:

— Ну, давай, господин хороший, рассказывай, чем я могу тебе нынче помочь.

— Так это смотря что решим делать дальше, — ответил тот.

— А я скажу тебе, что дальше будет… Перво-наперво ты забудешь все, что промеж нас с Игнатом сегодня было, иначе плохо будет, не вынуждай меня поступать не по-божески с тобой. Второе — о доле даже не заикайся, я еще не решил, как с тобой поступить, не случись тебя у нас, не было бы сегодняшнего разговора с Игнатом, но что случилось, то случилось, так что показывай, паря, очень хорошо показывай, что можешь и чем ты полезен нам, если уцелеть хочешь. И даже думать не моги, я тебя ни при каких обстоятельствах на Игната не променяю, он мне столько раз спину прикрывал, я ему столько раз жизнью обязан, что и считать нет смысла. Запомни крепко: то, что промеж нами было, то промеж нас и останется, ты в этом деле сторона. Понял?

— Да я вовсе и не о том, — очень быстро среагировал Вайнштейн, — я по делу вопрос задал. Если решили круглосуточно кашеварить тут, то надо на каждую печь по три смены истопников и фильтровщиков подготовить, навес над площадкой соорудить — днем они пламя не видят, солнце мешает, перегревы случаются часто, я не могу за всем уследить, и обязательно кормить их здесь, на месте, и воду пусть постоянно пацан им таскает, а не они бегают, это мешает, за огнем не следят.

— Ишь ты, по три смены на печь… Нет у меня столько людей, и по две смены будет довольно, а чтоб ты не пенял мне, что не слушал я тебя, соорудим тут же, за дувалом, кошару, сена вволю у нас, и пусть отдыхающая смена не в аул тащится, а тут спит, и сменяют они друг друга каждые 6 часов, как в дозоре. Вот и будут у нас и овцы целы, и волки сыты.

— Ну, как скажете, Алексей Дмитриевич, две так две. А вот кто меня подменит? Я ж не двужильный.

— Это решим. Мой старший тебя сменять будет. Покрутится тут сегодня-завтра, покажи, обучи его всему хорошенько, и в добрый путь. Ну и я когда-нить на подмену могу встать, дело-то, смотрю, не больно хитрое — как кулеш варить.

— Ну я бы так не сказал, — начал было Борис.

— Ну вот и не говори лишку, целее будешь, — не то предупредил, не то коряво пошутил его начальник.

— На сегодня все, найди чем прикрыть до утра казаны, печи затуши, чуть свет мы оба здесь, будем решать, что делать с концентратом, и утром пришлют новых людей с аула, так что на завтра у тебя, как говорится, хлопот полон рот.

Новый помощник Бориса Петр, старший сын Митрича, чернявый сноровистый молодой казак с раскосыми голубыми глазами на круглом лице, в отличие от отца, одет был как узбек, носил коротко подстриженную бороду и обрит наголо. Очень облегчало сотрудничество то, что он свободно мог изъясняться с узбеками, и ему не надо было по нескольку раз повторять одно и тоже. Так что уже на второй день Вайнштейн смог поспать урывками днем, а потом проспал и всю ночь, правда, не в доме, а тут же, в кошаре для рабочих, что на скорую руку соорудили за полдня по приказу Митрича. А дальше Борис с Петром поделили смены, и две недели пролетели незаметно. А затем наступило затишье. Отоспавшись, через неделю Вайнштейн заскучал…

Готов служить

Ирод все перебирал в голове значимые эпизоды своей трехлетней оккупационной одиссеи, но, правду сказать, ни один из них, за исключением истории с украденным золотом, не затронул какие-либо чувства Василия Петрович. Надо было выжить — он выживал. А вот что-то ж глодало его изнутри, не давало покоя, лишало сна, какое-то непонятное чувство неудовлетворенности не отпускало вот уже который день.

Вызов к начальнику горотдела Ирод получил в субботу вечером. Прибежал посыльный, молодой солдатик, и сообщил, что начальник просит прибыть к нему для беседы в течение часа или уже завтра к 8.00, и стоял на пороге в ожидании ответа. Василий Петрович моментально просчитал — если не наряд, не повестка, а просто беседа, значит, что-то сдвинулось. Возможно, конечно, понимают, что просто так он не пойдет на убой, и решили таким обманом заманить в горотдел и там спеленать. Ну что ж, он будет готов.

— Хорошо, я буду в течение часа, — короткий ответ на ожидание посыльного. Тот кивнул и исчез.