Женя, не выпуская папиросы изо рта, флегматично выдала:
— Ну если жить осталось два месяца — то с какой радости так мучатся?
Нила все-таки прорвалась и вцепилась в тощую мамину спину мертвой хваткой.
Женя потрепала дочку по голове:
— Да не реви ты. Придумал тоже! Я не для того войну пережила, чтобы от чахотки загнуться — вон даже твоя тетка чахлая еще двадцать лет назад выкарабкалась. Так что успокойся, не сдохну! — Женя по привычке взяла заварочный чайник и жадно отпила прямо из носика. Поймала на себе полный ужаса Нилочкин взгляд:
— Ну? Чего уставилась?
— Мам… ты это… там же заварка… на всех… Может, тебе в чашку налить?
— Себе теперь в своих чашках заваривайте. А это мой чайник. Буду пить, как хочу! И привычек своих не буду менять… Я буду жить, как жила. Сколько бы мне не осталось! Нечего мать хоронить раньше времени! Боитесь? Валите отсюда! Не маленькие! Это мой дом! И мой чайник. Понятно?! — кричала она вслед выбежавшей Ниле. Оставшись одна, Женька достала записную книжку и вырвала трясущимися руками листочек со списком летних заготовок. По расчетам врачей — до августа ей не дожить. Она подержала листочек, а потом выдернула шухлядку из кухонного стола, поворошила набросанную туда мелкую дребедень и выудила булавку. С силой приколола листок на дверной косяк.
— Не дождетесь! — и, подхватив заварочник, ушла в комнату.
Через два месяца, когда были готовы новые документы, что обещал пахан, с новой партией морфина передали увесистый пакет и записку от Митрича. Тот прислал двухкилограммовый образец и предлагал переговорить с паханом о поставке наши´ — так на узбекский лад они называли анашу.
Борис понял, что его час пришел. Пахан даже не стал посылать образец лепиле — сам опробовал и не особо стал торговаться, потому что за два прошедших месяца прочно занял две трети города со своим товаром и ожидал, что вот-вот наладится неофициальный канал поставки в военные госпитали.
Потому Вайнштейн пошел ва-банк: пахану сказал, что срочно надо рассчитаться наперед за сегодняшнюю партию, Митричу написал записку, что в связи с новым рынком сбыта — госпитали — срочно нужна месячная партия морфина и двойная — конопли, за которую он выторговал ту же цену, что и за морфий. Борис рисковал… и понимал, что если всплывет его гешефт, он будет обречен на муки нечеловеческие, когда просто смерть станет для него царским подарком. Весь расчет был на факторе времени, вернее, на отсутствии оного.
Расчет оправдался: получив день-в-день деньги за два предыдущих месяца, казачки отбросили осторожность и отправили не то, что Борька просил, а с «походом». В результате у него на руках оказались не только деньги за два месяца за морфин, но и 12 килограммов морфина — двухмесячная партия — и 16 килограммов, целый пуд конопли. При всем желании просто так скрыться с таким тяжелым и габаритным грузом он не мог, помощников брать, даже втемную, граничило с самоубийством, вот и пришлось располовинить попавший в руки товар и, как ни ныла душа, отдать половину пахану под видом ежемесячной поставки, коим это, по большому счету, и являлось. Но Борька не был бы Борькой, если б даже в этой ситуации не выгадал бы что-то для себя — он предупредил пахана, что обнаружил недовес в товаре, и нужно разобраться лично, чья вина, попросил неделю на решение проблемы, и пахан, проавансированный товаром на месяц вперед, только молча кивнул — дескать, все понимаю, хозяйский гнев должен быть пролит на истинного виновника.
Хватились Вайнштейна через 10 дней, когда квартирная хозяйка пришла требовать деньги за прошедший месяц — он в суматохе просто забыл оплатить свое жилье. Подняли на ноги местных, опросили с пристрастием залетных бандитов и гастролеров, разослали весточки в Москву, Одессу и Ростов… Никто не знал и не видел, но, надо признать, искали не очень активно на всякий случай — человек поехал разбираться со своими, мало ли какие могут быть варианты? Ждали прибытия представителя поставщика.
Но явившийся на разборку Митрич, несмотря на свою генетическую ненависть к уркам, быстро нашел общий язык с паханом, и оба порешили пропавшие деньги и товар списать на убытки. Об авансовой поставке товара от Бориса пахан благоразумно промолчал. Но согласился, что новые поставки пойдут с наценкой 10 %, и в свою очередь предложил с помощью лепилы, который был классным химиком с ярко выраженным криминальным талантом, попробовать к морфину добавить героин, а анашу хорошо чистить — обрабатывать и большей частью в гашиш переводить. Но и отходы обработки не выбрасывать, прессовать и передавать с оказией ему.
— Офицеры мне хорошие деньги платят, их тут всех на морфине держат, да не все с него слезть могут, кто от боли, кто от слабости характера, так что на травку у меня ныне тоже хороший спрос, — аргументировал он свою позицию.
Про пропавшего Бориса даже никто не вспомнил. Нет человека — нет проблемы, этот лозунг всем намертво вбил в голову Генералиссимус Иосиф Виссарионович.
Девятого мая Гордеева сползла с галереи во двор со стаканом в руке.