Ирод хмыкнул, разглядывая четыре звонка на роскошной резной двери Лидки, и ткнул пальцем в крайний звонок с прикрученной латунной табличкой «Проф. Ланге Н. Н.».
Открыла Лидка, как всегда, при параде и неожиданно, без наигранного счастливого удивления, молча махнула рукой, приглашая следовать за ней по темному коридору в глубь квартиры. Василий Петрович дважды споткнулся об какие-то тюки и медный таз и просочился в заставленную мебелью комнату Лиды.
— В тесноте, да не в обиде, — осклабился он.
— Ну как сказать, — поджала губы Лидка, — я все-таки надеялась, что за мои труды и риски Родина будет более благосклонна.
— Лидия Ивановна, голубушка, — растянул губы в улыбке Ирод, принимая все такую же сияющую хрустальную рюмку с наливкой, — вы бы видели доносы бдительных граждан. Из них можно было бы построить еще одну вашу квартиру. Причем в прежних границах. Так что, учитывая вашу глубокую секретность, — это просто подарок судьбы.
Лидка откинулась в кресле:
— Я стараюсь спокойно принимать то, что от меня не зависит. Или… — она с надеждой посмотрела на Василия Петровича, — или все-таки можно как-то решить?
— Увы, голубушка. При всем моем расположении влиять на СМЕРШ и такие демонические структуры, как квартирный отдел, в нынешней ситуации я не в силах.
— А с чем пожаловали? Проведать старую во всех смыслах знакомую или порадовать какой благой вестью?
— Увы, я сегодня снова в функции ворона. Предупредить, так сказать.
— О боже, что на этот раз? Опять экспроприация?
— Ну что вы, Лидия Ивановна, в этот раз все совершенно добровольно, — он внезапно сменил голос на свой рабочий ледяной тон: — Я надеюсь, что все же добровольно, — подчеркнул, — и без фокусов.
И продолжил в привычной вальяжно-покровительственной манере:
— В Одессе снова открывается музей западного искусства. Да-да, — он покосился на стену слева. — Того самого, что вы с удовольствием выкупали у оккупантов. Разумеется, чтобы сохранить и вернуть музею сразу по возвращении нашей армии.
— Нет, — Лидка затрясла головой, — нет! Они же сами увезли самое ценное, ну, что осталось после эвакуации шедевров перед войной. А продавали так, остатки, вторую линию!
— Да, Лидия Ивановна, да, — соглашаясь, кивнул Василий Петрович. — Увы, немцы — народ излишне педантичный, и распроданные населению музейные ценности четко фиксировали вместе с покупателями. И этот архив, к сожалению, уцелел. — Он даже не смотрел на Лидку, которая сидела в полнейшей скорби, закусив губу.
— Но это же… не настолько ценно… — пролепетала она.
— Да я знаю, — махнул рукой Ирод. — Малые голландцы, конечно, не Тициан, но «Кабинетный натюрморт» шестнадцатого…
— Семнадцатого… — машинально поправила Лида, не сводящая полных слез глаз с небольшой картины в тяжелой золоченой раме.
— Ах простите, семнадцатого века, в коммуне — это кощунство, — рассмеялся он.
— Это моя последняя отрада… — Лида чуть не рыдала.
— Ну вы же еще молодая женщина. Не впервой расставаться с высоким искусством. Переживете. В любом случае вы его лишитесь. Подумайте, что лучше — две комнаты без картины или одна камера, но тоже без картин. Я оставлю тут это. Я обвел.
Василий Петрович положил на инкрустированный ломберный столик газету «Большевистское знамя» с заметкой о восстановлении на Пушкинской, 9 музея западного искусства.
— Вы меня просто убили… — простонала Лида.
— Ой, даже не начинал. Мне пора. А вы примите к сведению, как там говорится: «Sapienti sat»?
— О да, конечно. Умному достаточно, — вяло отозвалась Лидка.
Она негодовала. Вся ее жизнь летела к чертям собачьим. И сил вырваться из очередного витка воронки, которая регулярно, примерно раз в десять лет почти обнуляла ее активы, уже не было. Но Лида была слишком дальновидной и расчетливой, чтобы рисковать жизнью, тем более после такого предупреждения. Рассказывать о спасенных из гетто детях было некому и нечего. Тем более, ей удалось спасти всего-то четырех. Потом ей намекнули, что следующий визит может оказаться последним. И ни имен, ни фамилий этих малышей она не знала, и выжили ли они потом — неизвестно.
Гражданка Ланге заявится в музей, расскажет историю о важности сохранения и что она ждала больше года, чтобы быть уверенной, что сокровище действительно вернется в экспозицию, а не сгинет в мутной воде послевоенной неразберихи. Музей откроют в конце октября, и Лидкина безбедная старость снова вернется на его стены.
— Что значит вылетела?!!!!
Нила стояла перед Женей. Обмирая от ужаса и задыхаясь, та шептала:
— Вылетела из техникума… не сдала… Мамочка… прости, прости, пожалуйста…
— Что значит прости? Бестолочь! Поступить и вылететь!
— Я не соображаю ничего! Вообще ничего не понимаю, что они говорят! Мама! Я старшие классы пропустила. Я не понимаю математику!
— А как первую сессию сдала?
— Списала, — продолжала шептать Нила, — у Мити… А на одном мне тройку поставили за то, что в самодеятельности пела… за грамоту…
— Ну так и дальше бы им пела!
— Мама, у меня по трем предметам двойки! По основным!
— Идиотка! — гремела Женя. — Идиотка! А где твой Митя был?