Нецензурное убийство

КОЛОНИАЛЬНАЯ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ

Люблинцам бусинки, а золото в карман!

Читателям приключенческой литературы известен способ, каким торгуют с дикарями. Скольких героев наших любимых книг в обмен на горсть бусинок или несколько локтей ситца одаривали драгоценной слоновой костью или же другими ценными товарами? Однако оказывается, что подобные операции можно проводить не только в Африке, Латинской Америке, на Мадагаскаре или в деревушках наших Кресов[35]. Люблин, правду сказать, не поселение дикарей, но и здесь при определенной доле коварства можно вести подобные «дела». Мы не раз с радостью и удовлетворением сообщали о прогрессе в реставрационных работах часовни в Замке, бесценном памятнике эпохи Средневековья. Конечно же, мы хвалили за это наше староство, что тем более знаменательно, поскольку такое случается на наших страницах не часто. Но выяснилось, что всех нас провели…

Зыга не сомневался, что текст, подписанный «Редакция», вышел из-под пера Биндера. Он узнавал этот примитивный, язвительный стиль, не лишенный, однако, оригинальных метафор. Быстро пробежав взглядом два следующих, не слишком новаторских абзаца, он дошел до сути:

Как нам стало известно из хорошо информированных источников, даже руководящий работами проф. Ахеец не имел полного представления о сокровищах, которые скрывает, а может, надо сказать: скрывал Замковый холм. Столь значительный факт как для польской науки, так и для общественности нашего города, был тщательно скрыт. Причина такого положения вещей может быть только одна — итак, осуществляющий надзор пан староста и «щедрый жертвователь», то есть Товарищество промышленников, все находки решили оставить себе. Исторические фрески сорвать со стен не удалось, и, вероятно, только по этой причине они останутся на своем месте!

Биндер еще малость поплевался ядом, а под конец пообещал «верным Читателям газеты», что этого дела так не оставит и будет «незамедлительно» информировать о новых фактах.

Под удаленной цензурой статьей было написано от руки красными чернилами:

Оскорбляет авторитет и достоинство государственных и тюремных властей; подрывная пропаганда. — Реф. П. Ежик

Зыга еще раз пробежал взглядом статью и, заскрежетав зубами, начал переписывать ее в блокнот. Через пару минут его нервозность прошла, а тупая работа очистила сознание почти как у буддийского монаха, который целыми днями вращает молитвенную мельницу.

Замечание цензора казалось Мачеевскому все более подозрительным. Если, по мнению Ежика, Биндер наступил на мозоль властям, то почему не были изъяты только абзацы, откровенно атакующие староство? Какой интерес цензуре покрывать даже мнимые махинации Товарищества промышленников? На то существует гражданский суд, а не староство. Если же чиновник проявил столь далеко идущее рвение, рискнул обжалованием в суде, ясно, что сделал он это по чьему-то распоряжению.

Ну и почему сам Биндер стал давать залп из всех орудий? Ведь он знал важнейшую, самими же журналистами придуманную статью 107 предписания в законе о прессе: «Цензор реагирует на шок. К неприятной информации его следует готовить постепенно». Редактору «Голоса» надо было начать с аллюзий и намеков, а не выдавать сразу текст, который, как он должен был знать, в газете не появится. А следовательно, кто-то заверил его, что, несмотря ни на что, текст будет напечатан. Кто мог быть таким умным?