Нетвой

Делаю шаг на улицу, и тут же меня затягивают обратно, причем нагло так, руками за талию, как будто бы в холле нет половины команды и еще каких-то людей, которые не хотят под дождем мокнуть. И стоим, как два идиота. Я, которая и слова сказать не может и просто стоит, как кукла безвольная, и Антон, сзади меня обнимающий в излюбленной привычке, такой же молчаливый.

Мимо нас проходит та девушка, с которой стоял Антон, и Лешка из команды, который мне глазки с первого дня строит. Девчонка красивая, волосы рыжие длинные волнами по всей спине разливаются, и смотрит на нас хитро, когда вслед за Лешей в машину идет. Но хитрость во взгляде не злобная, какая-то… понимающая, что ли. Я не знаю, кем она Антону приходится, и не уверена, что хочу знать. Он обнимает меня при ней, наверное, этого достаточно, чтобы отпустить эту никому не нужную ревность, которая в груди все-таки успела разгореться.

– Антон? – говорю через минуту этих обнимашек на виду у всех. Нельзя так. Увидит тренер – будет нам весело. А если директор, то и подавно.

Но он сам все понимает, без лишних слов. Отстраняется, берет меня за руку, и мы выходим под немного успокоившийся за эти минуты дождь. Антон ведет меня в свою машину, не спрашивая, но и я не особо сопротивляюсь.

А что делать вообще? Он видел меня с бывшим, в этом я уверена, я не пыталась объясниться с ним, сделав вид, что все, что он там видел, – правда. Он передумал или что? Я не понимаю. Я устала пытаться понять.

Сажусь на пассажирское и ежусь – прохладно. Антон садится рядом, заводит машину, включает печку и едет до моего дома молча, даже музыку не включает и не подпевает песням, как делает это всегда.

А я не знаю, что говорить, правда. Я сама решила, что будет все-таки лучше, если мы окончательно разойдемся и он будет считать, что у меня есть мужчина. А по факту вообще не лучше. Сама страдаю, сама ревную, сама плачу. Ну что я за дура такая? Не жизнь, а сериал какой-то…

Останавливаемся у дома, Антон паркует машину на стоянке. Либо ко мне собрался, либо нас прямо тут ждет долгий разговор. В машине уже тепло, но комфортнее от этого не становится. На душе страх какой-то от того, что впереди нас ждет и ждет ли вообще хоть что-то.

Он молчит недолго, смотрит вперед, хмурится, думает. А потом поворачивается ко мне, кладет руку на мои пальцы, чуть сжимая их, и совершенно спокойным голосом выдает:

– Ты же не целовалась с ним, да?

Он почти уверен в своих словах, это на утверждение похоже больше, чем на вопрос. И хочется крикнуть «да, Антон, я только с тобой целовалась», но дура внутри меня разыгрывает свой сценарий. Я привыкла быть колючей, я привыкла отталкивать мужчин в силу жизненных обстоятельств, я привыкла, черт возьми, быть одна и решать все свои проблемы одна! А тут появился рыцарь, и меня к нему так тянет, что даже страшно.

– С чего ты взял? – спрашиваю стервозно, а у самой голос дрожит и духу не хватает руку из его хватки убрать. И не хочется. Пусть держит, он такой теплый…

– Ты бы не стала. – Он пожимает плечами, и я понимаю, что он искренне надеется на то, что его догадки верны. Хороший мой… мне так стыдно перед тобой. – Еще тогда в кабинете ты сказала, что не спала бы со мной, если бы у тебя был другой мужик. Потом ты плакала, потому что тебе со мной хорошо. Отталкивать меня у тебя не получается. И вообще я не верю, что ты смогла бы так поступить, Крох. Не такая ты, не верю я, вот и все.

И… все. Все стены, что я когда-то строила, все, что укладывала по кирпичику собственными руками, падает под давлением этих слов и бездонных, полных надежды глаз.

Это невыносимо, правда. Он такой… настоящий! Он такой мужественный! Он такой невероятный, что я почти не верю, что он реальный! Может, я придумала его? Сошла с ума от одиночества, выдумала себе идеального мальчишку, за которым как за каменной стеной и совсем ничего не страшно. Потому что я искренне не понимаю, как можно быть таким в двадцать два года. Это немыслимо.

И слезы опять по щекам льются, хотя плакать вроде не хочется, и стираю их ладошками как обезумевшая, прекратить этот поток не в силах.

Антон тянется ко мне, стирает их большими пальцами, смотрит так пронзительно, что мне еще сильнее грустно становится. Мой мальчик… мой самый понимающий мальчик в мире. Нельзя ничего скрывать от него. Пытаться отгородить его от моих проблем тоже нельзя. Он всю душу мне отдает, а я ногами ее топчу, как ведьма настоящая, но с ним так нельзя! Я возьму эту душу, расцелую, прижму к сердцу и никому никогда не отдам. Он не хочет уходить добровольно, а отталкивать я его больше не в силах. И… может, мы все-таки справимся?

– Расскажи мне, Крох, я ни хера вообще не понимаю, – шепчет Антон, целуя меня в кончик носа, и меня прорывает.