Networked David Lynch

Тогда Иаков пробудился от сна и сказал: "Воистину Господь присутствует в этом месте без моего ведома! И с трепетом сказал: "Как страшно это место. Здесь не что иное, как дом Божий и врата в небо".8

 

Даже если музыкальный язык "Przebudzenie Jakuba" не столь агрессивен, как у "Ofiarom Hiroszimy", звучность этого оркестрового произведения подчеркивает прежде всего утверждение Иакова "Как страшно это место" ("terri- bilis [. . .] est locus iste"). Соответственно, божественность этого якобы нечестивого места могла открыться ему только во сне. В фильме "Внутренняя империя" отрывки из композиции используются дважды. Первый отрывок начинается, когда Сьюзан Блю (Лора Дерн) получает удар отверткой в живот от Дорис Сайд (Джулия Ормонд). Таким образом, музыка изначально подчеркивает ужас ситуации. Если внимательно следить за музыкой в монтаже и операторской работе фильма, то композиция в основном отражает убывающие силы Блю и ее все более ограниченное восприятие, пока она наконец не опускается на землю среди бездомных на Аллее славы. На этом музыка Пендерецкого заканчивается. Вскоре после этого Блю умирает.

Тогда режиссер Кингсли Стюарт (Джереми Айронс) кричит: "И... и... напечатайте это!". Бездомные поднимаются. Аллея славы, очевидно, была лишь декорацией к фильму "Голубые завтраки", фильму внутри фильма. Никки Грейс (Лора Дерн), которая, вероятно, просто играла в "Голубое завтра", тоже поднимается, задумавшись, словно в трансе. В этот момент снова звучит музыка Пендерецкого. Грейс покидает площадку растерянной и неуверенной. Видимо, она не может понять ситуацию. Для нее, как и для Якоба, суть ситуации уже не вытекает из простой видимости (или того, что есть сон, а что - реальность). Это может, с одной стороны, поддержать киноинтерпретацию Inland Empire (Грейс пробуждается от своей роли и переживает реальность съемочной площадки в замешательстве). С другой стороны, аллюзия на Джейкоба также может решительно отвергнуть такую интерпретацию, поскольку "сон" только что показал истинное положение вещей и, таким образом, превращает декорации фильма всего лишь в переживания Блу на смертном одре.

Поиск первого фильма Дэвида Линча с участием Пендерецкого возвращает нас к "Дикому сердцу". Используемое здесь произведение, "ΚΟΣΜΟΓΟΝΙΑ", представляет собой кан-тату о сотворении космоса, в которой собраны тексты от Бытия до одного, написанного Юрием Гагариным, советским космонавтом. Эта композиция трижды появляется в фильме "Дикие сердцем", первый раз (см. также Davison, 2004a: 187-9 и 2004b: 129) в конце телефонного разговора между Мариэттой Форчун (Дайан Лэдд) и ее любовником, частным детективом Джонни Фаррагутом (Гарри Дин Стэнтон). В этой последовательности становится ясно, как бредовые черты все больше берут верх над характером Фортуны-социопата. Она хотела бы спасти Фаррагута, но решение принести его в жертву по настоянию Марчелло Сантоса (Дж. Э. Фримен) уже принято. По телефону ей удается напустить на себя мужественный вид, но Фаррагут не видит, что она в истерике накрасила все лицо и ладони ярко-красной помадой (и что после телефонного разговора ее рвет прямо в унитаз - все так же под музыку Пендерецкого). Второй отрывок появляется во время убийства Фаррагута, которое показано только в эллиптической форме.9 В третьем появлении повторяется первая ситуация. Пендерецкого слышно, когда Моряк подходит к хижине Пердиты Дуранго (Изабелла Росселлини). В последующем разговоре она притворяется, что ничего не знает о "контракте" на Сейлора (имеется в виду заказное убийство).

Выбранные отрывки из "ΚΟΣΜΟΓΟΝΙΑ" агрессивны и характеризуются кластерами. В таком свете эта музыка с ее непостижимой сетью безжалостной психопатии, от Мариэтты до Сантоса и мистера Рейндера (Уильям Морган Шеппард), может показаться слишком поразительной для понимания. Однако "ΚΟΣΜΟΓΟΝΙΑ" отличается от таких произведений, как "Ofiarom Hiroszimy", тем, что помимо агрессивно звучащих пассажей в ней есть и приятные, поскольку латинское слово "sol" (солнце) музыкально соотносится с "чистым" аккордом. Символично, что отождествление клас- терных пассажей с хаосом, предшествующим сотворению мира, в какой-то мере присуще композиции Пендерецкого, хотя Пендерецкий заявлял, что этот солнечный аккорд будет единственным пассажем в произведении, где текст и музыка "встретятся" (цит. по Thomas 182).

 

(Очень краткое) заключение