Неучтенная планета

На пол последовательно летели: коллекция реонских минералов, добытая с риском для жизни, так как неодушевленный, но родной камень для реонца значительно ценнее, нежели одушевленный, но посторонний гуманоид; огрызок какого-то механизма, ржавый и загадочный; несколько книг, содержание которых навсегда осталось неизвестным, поскольку страницы густо заселила древняя и, возможно, разумная колония плесени; шестиугольные каильские деньги, изъятые из обращения, но представляющие интерес для знатоков искусства; пузырьки с чем-то непонятным; разобранное ружье с оптическим прицелом, некогда стрелявшее капсулами со снотворным; железки, обломки пластика, фрагменты микросхем, связанные в пучок амулеты пятнадцати различных культов, сушеная рептилия, глиняная табличка, запасные застежки, опять железки…

– Ты вечно хватаешь мои вещи! – возмутился во время краткого перерыва Селес и снова полез в маленький, но забитый под завязку отсек для мусора.

– Я не могу этого делать чисто физически, – отрезал корабль и еще раз пожалел, что до сих пор не выкинул весь этот годами копившийся хлам.

– А как тогда это сюда попало? – Селес потряс в воздухе каким-то веником. – Уникальный экземпляр! А это? Я же их искал!..

– Есть другие способы, – гордо ответил корабль, тщетно пытаясь опознать столь ценный для его симбиотического партнера предмет.

– Если он потерялся, все вообще было зря!..

– Надо было следить.

– Я был в резервуаре!

– С самого начала надо было следить. Тогда бы ты там не оказался.

Селес в ярости стукнул по стенке отсека кулаком.

– Аккуратнее! – возмутился корабль. – Это тоже я!

– Так помоги мне искать!

– Я там не вижу.

Возня в мусорном отсеке на мгновение стихла, после чего Селес облегченно выдохнул и больно стукнулся головой об низкий потолок. Чертыхаясь, он выполз наружу и попытался захлопнуть дверцу, но она не поддавалась.

– Сначала убери все обратно!

– Потом…

Селес расстелил на полу свой старый комбинезон, еще не просохший от восстановительного киселя, и обшарил карманы. Там были слипшиеся странички из брошюр о неорасе, остатки жаропонижающего пластыря, какие-то веточки…

– Вот! – Он поднял кверху что-то маленькое, похожее на раздавленного жука. – Ты можешь восстановить запись?

Разбитый и побывавший в резервуаре медальон Алисы выглядел довольно сомнительно.

– Думаешь, эта человеческая самка наговорила тебе что-то ценное? Она же просто пациент…

– Но ведь чего-то я испугался.

– Самовнушение. Шиари правы – гуманоидные составляющие слишком впечатлительны.

– Ладно, попрошу у корабля Айи…

Из стены тут же выдвинулась тонкая пластинка приемного механизма. Селес положил на нее медальон, и записывающее устройство скрылось в недрах корабля.

– По-моему, единственное, что можно с ним сделать, – это достойно похоронить, – заметил корабль. – Фу, он липкий…

Селес улегся в саркофаг и замолчал. Корабль жадно поглощал ментальную энергию – неочеловек долго отсутствовал, а до этого он был слишком слаб, чтобы нормально подзарядиться от него. Корабль решил, что сегодня обязательно отправится на прогулку вокруг шиарийской платформы – длительное пребывание в ангаре давно ему наскучило. Корабль Айи уныло ему позавидовал. По расписанию, составленному шиари, его гуманоидная составляющая должна была ежедневно посещать корабль, чтобы получать необходимую порцию питательного раствора, а ему позволять заряжаться. Обиженная на всех Айа, разумеется, не приходила еще ни разу, но шиари пока не видели причин для принуждения. Почти полностью опустошенный корабль пребывал в состоянии полной неподвижности и страдал.

Айа тоже страдала. Ей было невыносимо скучно. Найдя у пациентки помимо плохого характера и зашкаливающей агрессии еще и антропофобию, шиари стали водить ее на процедуры через коридор для персонала, чтобы она не встречалась с объектами своей ненависти. Лишившись возможности кидаться на людей и выкрикивать им вслед ругательства, Айа совсем загрустила. В ментальном поле тоже было скучно – все, включая корабль, с которым она принципиально не разговаривала, стали вдруг такими заботливыми. Участливое внимание Айа ненавидела даже больше, чем людей. К тому же собеседники постоянно выходили из поля на полуслове, и Айа всеми нервными клетками чувствовала, как они шушукаются, решая, о чем с ней можно говорить, а о чем нет.