Селес вытаращил глаза. Новый знакомый откашлялся, воздел механические конечности к потолку, став похожим на огромное насекомое, и со значением начал декламировать:
– Очень интересно, – похвалил Хаген. – Реонская «стрела», если не ошибаюсь? Сами переводили?
– Нет, конечно, это подражание, – оскалился в улыбке Рамар. – Во-первых, она кривая, во-вторых, у реонцев нет чувства юмора.
Хаген еще раз внимательно посмотрел на Селеса и Рамара, пожал плечами и развернулся в сторону двери:
– Ну, вы меня позовите, когда наговоритесь.
Селес метнулся было за ним, но Псих придержал соплеменника железной хваталкой.
– Дверь заприте, – попросил он на прощание. – На все одиннадцать, пожалуйста.
Когда дверь захлопнулась, случилось то, чего так опасался Селес, – трудный пациент все-таки напал на него. Правда, пока исключительно словесно.
– Пришел тут со своими условиями! Приволок непонятно кого! – прошипел он, сверля гостя маленькими свирепыми глазками.
– Я его знаю дольше, чем тебя, – резонно возразил Селес и на всякий случай отодвинулся. – Может, мне лучше уйти?
– Нет! – внезапно заорал Рамар, испугав гостя еще больше. – Раз уж пришел – сиди…
Селес тяжело вздохнул. Впервые за последние три года он получил возможность поговорить с кем-то из неорасы, кроме кораблей и Айи, – и не мог эту возможность использовать, потому что соплеменник вполне соответствовал своему прозвищу. По счастливой случайности два представителя редчайшего вида нашли друг друга, а вот найти общий язык никак не могли. Все это представлялось Селесу довольно печальным, а железные руки с кусачками и вовсе нервировали.
– Ладно, попробуем еще раз, – помолчав, сказал Псих и потер ладонью лысину. – Тебе хоть стихи понравились?
Айа, стараясь даже дышать потише, бочком уселась за длинный белоснежный стол. Залезть на сиденье как обычно, с ногами, она не решилась и сразу почувствовала себя неудобно. То, что в своей индивидуальной вселенной приходится соблюдать какие-то чужие правила приличия, развеселило и немного успокоило ее, и Айа сдержанно фыркнула.
На этот раз она не стала пугаться и орать, и в зеркало тоже не посмотрела. Когда в уютную комнату с огромной кроватью снова зашел человек, лицо которого невозможно было рассмотреть, и снова спросил про завтрак, Айа молча кивнула. Человек вышел, оставив дверь открытой – Айа расценила это как приглашение следовать за ним. Ей все-таки было страшновато, и она схватила со стола тяжелую шкатулку с бренчащим нутром, чтобы отбиваться, если загадочный плод воображения начнет вести себя агрессивно. Но человек даже не оборачивался, а только изредка почесывал спину.
В большой комнате с залепленным снегом окном во всю стену их встретила низенькая пожилая человеческая самка в домашнем халате.
– Хорошо поспала? – заботливо спросила она.
Айа кивнула, напряженно щурясь, – казалось, что за спиной женщины сияет солнце, вызолачивая кудрявые волосы и полностью затемняя лицо. Не получалось рассмотреть ничего, кроме смутного контура носа.
– Вот и славно, – пожилая человеческая самка шагнула вперед и обняла шарахнувшуюся от нее Айю. Та замерла, с отвращением чувствуя, как крепко прижалось к ней мягкое тело, источающее стойкий запах чужого вида. Потом осторожно похлопала женщину по спине, надеясь, что этот дружеский жест успокоит ее и заставит побыстрее отцепиться. Женщина тихо засмеялась и поцеловала Айю в лоб.
Теперь, сидя за столом, Айа думала, что даже специалисты пятидесятого уровня не смогут определить, что именно не так в ее индивидуальном мире. Потому что не так здесь было все, абсолютно все. Люди то и дело посматривали на нее – она чувствовала это, хоть и не видела их глаз, – и явно ждали, когда же она приступит к еде. Но преодолеть естественное отвращение к пище Айе не удавалось. В центре душевной гармонии она требовала бульон исключительно из вредности.
В тарелке перед ней лежало нечто, напоминающее мелко нарезанную солому. Айа подцепила ложкой некоторое количество съедобной субстанции и, зажмурившись, сунула в рот.
– Хорошо бы сегодня… – непонятно к кому обращаясь, начала человеческая самка, но в этот момент Айа, скривившись от отвращения, шумно и далеко выплюнула еду. Люди вздрогнули от неожиданности.