Ступню Осип Григорьевич потерял в нарвском лесу, когда вместе с другими чинами Крипо[26]
брал банду известного в Эстонии налетчика Вадима Розенберга.Розенберг со своими ребятами спрятался в лесной избушке, и чтобы никто их не беспокоил, установил на единственной ведущей туда тропинке противопехотную немецкую мину, которую захватил на всякий случай с ограбленного за несколько недель до этого военного склада. На эту-то мину старший ассистент криминальной полиции И. Клопп и наступил.
Когда он пришел в себя, то узнал, что ногу выше щиколотки врачи постараются сохранить, что банду взять не удалось и что родное министерство приняло решение представить его к награждению медалью ордена Белой звезды.
Медалью Клоппа так и не наградили, а вот страховое возмещение компания, где страховали всех чинов эстонской полиции, скрепя сердце выплатила. А вскоре Клопп получил еще один подарок: чиновники с улицы Пикк[27]
долго подсчитывали его выслугу лет, долго решали, стоит ли включать в нее службу в российской полиции, в конце концов включили и назначили Тараканову пенсию. Пенсия у него была хорошая. Маленькая, но хорошая.На семейном совете, после длительной переписки с Кунцевичами, приняли решение ликвидировать все свои дела в Эстонии и уехать во Францию. Клоппы продали дом и молочную ферму, купили на вырученные деньги русский трактир «У дяди Жоры» на Поперечной улице в Биянкуре (в Париже аналогичное заведение стоило на порядок больше), перекрестили его в «Хромого Осипа» и стали наслаждаться французской жизнью. Иван с ними не поехал — он заканчивал медицинский факультет Юрьевского университета, а во Франции врачу с иностранным дипломом трудоустроиться было практически невозможно. Сын обещал навещать родителей.
Жизнь потекла сытная и спокойная, но… Какая-то вялая, что ли.
Брюнет подошел к Клоппу и представился:
— Инспектор полиции Жюль д’Эврэ. Разрешите присесть?
— Присаживайтесь, пожалуйста, — сказал Осип Григорьевич, откладывая газету, — что-то я вас раньше не видел. Недавно поступили на службу?
— Я раньше служил в провинции, в Биянкур меня перевели только месяц назад.
Подавальщица принесла пиво. Полицейский сделал большой глоток и поставил кружку на стол.
— Неплохое у вас пиво, — сказал он, промокая губы салфеткой.
— Стараемся, — ответил Клопп.
Инспектор вынул из кармана пачку сигарет и предложил хозяину.
Осип Григорьевич отрицательно помахал рукой и вытащил из пиджака пачку «Natacha» — лучших, если верить рекламе, русских папирос французского производства:
— Благодарю, у меня свои.
— Вы, наверное, слышали об убитой девушке? — спросил д’Эврэ, прикурив от позолоченной зажигалки.
— И слышал, и в газетах читал. У нас об этом происшествии только и говорят — в русской колонии последнее убийство случилось два года назад.
Лауру Фурро нашли зарезанной в подъезде собственного дома дней десять тому назад. Она возвращалась из Парижа на поезде метро, который приезжал в Биянкур в шесть десять утра, в то время, когда обитатели этого пригорода в большинстве своем уже трудились на заводах, а в меньшинстве — досматривали последние сны, поэтому свидетелей убийства полиции найти не удалось. Во всяком случае, так писали газеты.
Инспектор кивнул головой:
— Вот и вы причисляете ее к русским, хотя папу убитой зовут Огюст, а маму — Мадлен.
— Совершенно верно, она — русская француженка.
— «Русская француженка»… Хоть это и звучит странно, но выражает самую суть вещей. Итак. Отец мадемуазель Фурро — месье Огюст Фурро — родился в Петербурге и первый раз попал во Францию в сорок лет. Он из семьи французского гувернера, служившего у одного из ваших вельмож. Кстати, крещен в православии. Мама покойной, хотя и родилась во Франции, но жила в России с 18 лет, служила бонной, гувернанткой, учительницей французского. Сейчас мадам Фурро — председательница дамского Общества бывших француженок, в коем состоят ее сестры по несчастью, прекрасно жившие в России и не нашедшие себя на исторической Родине. А покойная Лаура — уроженка Рязанской губернии, родилась в поместье, где служили ее родители. А вы — бывший сотрудник русской полиции и именно тот человек, который мне нужен.
Осип Григорьевич затушил окурок в пепельнице:
— Вы хотите, чтобы я поискал убийцу Лауры среди наших?
— Да, именно этого я и хочу.
— Что, у вас в участке недостает служащих?
Д’Эврэ покачал головой:
— Я единственный представитель судебной полиции в Биянкуре. Служу я здесь недавно, агентуры почти не имею. К тому же среда здесь слишком специфическая, поэтому без внутреннего освещения мне никак не справиться.
— А зачем мне вам помогать?
— Я оплачу ваши услуги. Правда, на агентуру я получаю мало, но я готов добавить из своих…
— Спасибо, но мне хватает доходов с ресторана.
В это время в заведение зашла компания мужчин. Не успели они разместиться за столиком, как к ним подскочила симпатичная официантка.
— Карту[28]
не надо, — сказал один из пришедших, — что сегодня дежурное?— Рассольник и свинина с легумами[29]
.— Несите, и графинчик ревельской.
Д’Эврэ посмотрел на новых посетителей и повернулся к Клоппу:
— Рабочие с Рено?