Неудача Кунцевича

— Так вы спросили, есть ли она у меня сейчас, и я вам ответил, что нет. А была ли она у меня, вы не спрашивали. Может быть, конечно, я вас неправильно понял, все-таки французский у меня не родной.

Комиссар достал из ящика стола картонную папку, раскрыл ее и извлек оттуда фотографическую карточку.

— В прошлом году вы отдыхали на даче общества взаимопомощи русских шоферов, в чудесном местечке между Фонтебло и Монтаржи. И в конце отдыха снялись в компании своих коллег. Извольте взглянуть, — комиссар протянул задержанному карточку, — курточку узнаете?

— Я же говорю, была у меня такая куртка. Но сейчас нет.

— Куда же она делась?

— Я испачкал ее в машинном масле и выкинул.

— Давно?

— Перед Новым годом.

— Зима в этом году была довольно холодной. Вы ходили в мороз в демисезонной куртке?

— В ней удобно ездить, она короткая, а в машине тепло. А то, что я ее вымазал, могут подтвердить несколько ребят из нашего гаража, вы порасспрашивайте.

— У нас есть свидетель, который видел вас в этой куртке в Булонском лесу 5 апреля сего года, недалеко от того места, где был убит месье Навахин.

— Навахин? Вы что, господа, хотите мне пришить убийство Навахина? Вы совсем с ума сошли? Да я даже знаком с ним не был! Какой к черту свидетель, а ну покажите мне этого свидетеля, пусть он мне в глаза скажет, что видел именно меня в Булонском лесу! Я требую очной ставки.

— Свидетель видел блондина в спортивной куртке такого же цвета и фасона, как у вас, — включился в разговор Лансело, — но в лицо, к вашему счастью, он его опознать не может, потому как видел только со спины.

— К моему счастью? Нет, господа, на мое горе! Если бы он видел того человека в лицо, то непременно бы сказал вам, что это был не я.

— То есть 5 апреля вас в Булонском лесу не было?

— Да я не помню! Я же говорю — мог туда пассажира привезти. Но даже если я и был где-то рядом, то по лесу не ходил, привез клиента и уехал. А куртка… Я что, один имею в Париже такую куртку?

Лансело записал все, что сказал Корнилов, дал ему прочитать, после чего попросил шофера расписаться под своими показаниями.

— А теперь смотрите, что у нас получается, месье Корнилов, — сказал инспектор. — Ваши коллеги — господа Опенченко, Петров, Зубов и Остроухов — действительно подтвердили, что вы испачкали куртку в масле. Но они также показали, что вы, как человек бережливый, куртку не выкинули, а стали ремонтировать в ней машину. И облачались в эту куртку примерно до апреля текущего года, а потом носить ее перестали.

— Так я ровно то же вам и сказал!

— Нет, вы сказали, что выкинули ее перед Новым годом, вот взгляните в протокол, тут так написано.

— Господа, я же сказал, что не идеально знаю французский. Вы мне задали вопрос, когда я испачкал куртку, я ответил — перед Новым годом, а когда я ее выкинул, я вам не говорил, потому как вы не спрашивали, точнее потому, что я не понял вашего вопроса.

— Дай я его ударю, Огюст! — сказал Кламар.

— Еще успеешь, Этьен, — успокоил подчиненного комиссар, — у нас вся ночь впереди. Давайте, месье Корнилов, оставим пока вашу куртку и обратимся к показаниям мадемуазель де Вербицки. Она утверждает, что это вы предложили ей рассказать полиции историю про ссору Навахина с испанцем. Постойте, не отвечайте, дайте я угадаю. Вы скажете, что мадемуазель ударилась головой при падении и потому придумывает разные небылицы?

— А вот и не угадали. Я так не скажу. Потому что действительно предлагал Ольге Аркадьевне рассказать эту историю полицейскому агенту, буде он явится в ресторан.

— Зачем же вы заставляли девушку говорить неправду?

— Во-первых, не заставлял, а предложил, и она добровольно согласилась, а во-вторых, я уверен, что это правдивая история, ибо о ней мне рассказал тот человек, которому я безоговорочно верю.

— Кто он, где нам его отыскать?

— Я не могу вам этого сообщить.

— Вы понимаете, что если этот человек подтвердит ваши слава, у вас будет значительно меньше проблем?

— Понимаю, но ничего не могу поделать, дал слово не выдавать его полиции.

— Послушайте…

Комиссар не успел закончить, потому что в кабинет буквально влетел сияющий д’Эврэ и выложил на стол комиссара длинный и узкий стилет, сделанный из трехгранного русского штыка.

— Еле нашел, господин комиссар! — с лица инспектора не сползала улыбка. Его новенькая кожаная куртка была вся в грязи, зато какие-либо прорехи на ней отсутствовали. — Пришлось весь подпол на четвереньках облазить.

Рош осторожно взял стилет в руки и с удивлением посмотрел на шофера:

— Да тут и кровь можно поискать, и пальчики ваши! Почему вы не утопили его в Сене?

Корнилов опустил голову:

— Жалко было. Он столько раз служил мне верой и правдой…

— Почему-то нас, шоферов, принято называть элитой. Считается, что мы зарабатываем какие-то бешеные деньги. Так вот, изволите ли видеть, в прошлом году из этой элиты шестнадцать человек с семьями уехало в Парагвай. А ведь от хорошей жизни на край света не поедешь!