Неудача в наследство

Фонарь погас. Ночь, душная и непроглядная, навалилась со всех сторон. Михаил зажмурился на пару мгновений, предоставляя глазам возможность привыкнуть к внезапной темноте. Визг младшей Кречетовой перешёл в приглушённые всхлипывания. Старшая, плотно прижатая к левому боку, молчала, лишь вытянулась ещё больше, напоминая вибрирующую струну. Михаил чуть ослабил хватку, убедился, что барышня твёрдо стоит на ногах, затем и вовсе отпустил её.

Глаза наконец-то привыкли к недостатку света. Тотчас же обнаружилось, что небо усеяно звёздами и они с любопытством подглядывают через прорехи в облаках за трагедией, разворачивающейся внизу. А посмотреть было на что!

Ссутулившийся заседатель замер скорбным изваянием. Тени занавесили его лицо густой вуалью и мешали рассмотреть выражение лица, но сама его фигура олицетворяла собой раскаяние, сожаление и безнадёжность. Михаил затруднялся с определением, в чём именно раскаивался приятель и о чём сожалел: о том ли, что поднял руку на представителя власти и закона, или о том, что тот смог увернуться.

Князь, прижимая к скуле белеющий в темноте носовой платок, приказал:

— Свет!

В ответ послышалось разноголосое:

— Будет сделано, ваше сиятельство!

— Не извольте беспокоиться!

— Сейчас засветим! Хвала Шестиликой, фонарей хватает…

И действительно, спустя пару мгновений откуда-то притащили три небольшие лампы. Они были новее, изящнее, ярче, чем угасшая в руках Михаила рухлядь. Михаил осознал, что продолжает сжимать бесполезный кованый ящик, осторожно наклонился и поставил его у ног.

— Ну что ж, молодой человек, отзывчивость и стремление защитить слабого — чувства похвальные, но не всегда уместные, — меж тем с усмешкою тянул Ромадановский, поглядывая на платок, что время от времени отнимал от щеки.

Удар пришёлся вскользь. Князь на ногах устоял, но кожу на скуле ему Андрей ссадил.

— Но ничего, на вашей должности это быстро лечится, а если нет, то стоит подумать о карьере в другой сфере, — блеснул глазами в сторону подчинённого князь и вновь попытался уткнуться в записи.

— Мне на днях уже говорили, что я занимаемой должности не соответствую, — пророкотал Андрей. — Видно, это и вправду так, коль должность эта все человеческие чувства забыть требует. И совесть на государственной службе лишняя, и сострадание…

Всхлипывающая Ольга тихонько подкралась к жениху и обняла его сзади. Князь поморщился, опустил руку с бумагами и, глядя в глаза заседателя, заговорил:

— Совесть? Сострадание? Отчего же они на государевой службе лишние? Вовсе даже не лишние. Я бы сказал, и на вашей, и на моей должностях они обязательные. Вот только к ним ещё и разум в комплекте должен идти, и логика… Вот вы, молодой человек, про совесть заговорить изволили. Ну так скажите, а ваша совесть вас мучить не будет, ежели мы сегодня этого лиходея упустим, а через пару недель он ещё одного ребёнка в жертву определит? Вы с какими глазами его родителям объявлять будете, что поймать могли, но проворонили?

— Я не упущу! Мы не упустим! Ведь можно же и девчушку спасти, и этого… поймать, — горячечно затараторил Андрей. — Нам же сейчас главное — Лизу вытащить. Даже если мы его спугнём — Лиза его уже видела! Она описание даст. Мы его и после поймаем!

Ромадановский поглядел на него едва ли не с жалостью.

— Да, Лиза его уже видела… И при этом условии вы действительно считаете, что, если мы его спугнём, он оставит девочку в живых? Поймите, мы выбираем не между «девочка погибла — преступник пойман» и «девочку спасли — преступник сбежал», а между «девочка погибла — преступник пойман» и «девочка погибла — преступник сбежал». Он убьёт её в любом случае! Он не оставит свидетеля. Прервёт ритуал, убьёт и сбежит. А через какое-то время убьёт следующего. И не факт, что он снова к кошкам вернётся…

Андрей стоял, беспомощно хлопая глазами. Тихонько всхлипывала Ольга, уткнувшаяся ему в спину.

— Знаете что? — устало проговорил Ромадановский. — Езжайте-ка вы домой. Это приказ. Толку от вас здесь… Возьмите всех посторонних, — князь широким взмахом руки указал в ту сторону, где стояли Михаил и Кречетова-старшая, — и езжайте. Только тихо. Шуму вы и без того наделали… Слава Шестиликой, пока до кошкодава не докричались, — Леонтий Афанасьевич сделал паузу, втянул носом воздух, к чему-то прислушался, затем пояснил: — Подготовку ритуала он не останавливал.

Михаил сделал шаг вперёд и замер, пытливо рассматривая отсылающего их князя. Это было очень странно — видеть сдавшегося Ромадановского, а, на взгляд Михаила, князь именно сдался. Он всегда боролся до последнего, пытаясь минимизировать потери, количество жертв и разрушений. Или Леонтий Афанасьевич просто всё уже просчитал? И тот вариант, что он предлагает, действительно самый… гуманный? Один истерзанный ребёнок — это наименьшая из возможных потерь? Память услужливо подсунула воспоминание: полянка, длиннорогая коза с белоснежной шерстью и остановившимся взглядом, труп и смрад.

— Поверьте, если бы судьба предоставила девчушке хоть единый шанс, я бы его не упустил, — тихий бархатный голос князя вернул Михаила в реальность.