Неудача в наследство

— Жил в одной общине видящий. Орьл его звали. Сильный он был, находчивый да до знаний жадный. Могучие дела совершал, с богами каждый день разговаривал. И стать бы ему героем, каких ещё свет не видывал, да подвело его сердце холодное, чёрствое да замыслы честолюбивые. Знания для него превыше человеческой жизни оказались. Решил он до самого Трёхликого докричаться, да не просто услышанным быть, а призвать его в мир Шестиликой и ответа с бога стребовать, как ему отличиться, что сделать, чтобы в веках прославиться? А для того обманом заманил он всех детей, что в общине тогда имелись. Поверили они ему, так как знали его хорошо и о том, что он зло замыслил, не думали. Пошли за ним в чащу. Тех, кто мал был и ножками ещё не владел, старшие несли. Убил их Орьл. И потекла кровь рекою. И разверзлись небеса, задрожали основы, и ступил Трёхликий на застонавшую под его тяжестью землю, и ответил дерзкому, что его уже и так не один век помнить будут, о злодеянии его из уст в уста рассказывать. Сказал так и покинул мир наш многострадальный, чтобы не рухнул он под его тяжестью. На его место Шестиликая явилась. Залечила раны мироздания, супругом её оставленные, да обратила на Орьла взор свой, скорбью и гневом наполненный. Вопросила его: «Что ж наделал ты, неразумный?» — да горько заплакала, не в силах придумать достойного наказания. Примчался к Шестиликой сын её, обнял, слёзы высушил. Не долго пробыл Девятиликий подле матери. Тяжело ему у нас находиться, не вдохнуть полной грудью, не выдохнуть. Длань свою на лоб Орьла возложил да в свой мир отправился. Взглянула Шестиликая на чело злодея, усмехнулась горько и навсегда отворотилась. Прибежали родители, о детях своих тревожащиеся, увидели, что мертвы они все, разумом от горя едва не помутились. Хотели Орьла на клочья порвать да узрели знак, что на лице у него пылал, и поняли, что наказан он уже. Отступились. Ничего ему не сделали, лишь изгнанием ограничились.

Князь сделал паузу, обвёл притихших слушателей внимательным взглядом, чему-то кивнул и продолжил уже иным тоном:

— На этом с пересказами старообрядческих летописей я, пожалуй, закончу. С тех пор как Орьл в Славии появился, поколений пять смениться успело. Мы даже пробовали следы его искать. Но до последнего времени не слишком-то получалось… Пётр Ростиславович вот только на кое-какие подробности свет пролить смог. Жизнь Орьла была не сказать что долгой. Потомки его стали носить фамилию Орловы. Нда… потомки… — голос Князя звучал сухо, безэмоционально, но на Аннушку это производило гораздо большее впечатление, чем напевный говор и мурлыкающие интонации. Сразу становилось понятно, что это не страшная сказка, а самая настоящая быль. — Сына он после себя оставил. Одного. Не знаю, что там на самом деле было, Девятиликий ли постарался, или сход однообщинцев наказание сотворить смог, но прокляли его знатно. Умереть он должен был в муках, страшных и нечеловеческих, многократно превышающих те муки, что дети, им в жертву принесённые, испытывали, при этом приближение смерти суждено ему было предчувствовать заранее. Загодя. А вот из-за чего он погибнет — то до последнего тайной оставалось. Только чем ближе к смертному часу, тем неудачливее Орьл становился, на ровном месте голову проломить пытался. Чем дальше, тем больше роковых случайностей на него сыпалось и тем страшнее были видения, что гибель предрекали. И единственное, что могло эти мучения отодвинуть, подарить несколько лет или месяцев обычной жизни — это жертва, проведённая по определённому ритуалу. Жертва тоже не абы какая, а родная кровь! Брат, сестра, мать, дети — самые близкие люди. Единственный, кого он тронуть не мог, — это первенца. Первенца то же проклятие и хранило. До смерти Орьла, а после — убивать стало. Такое вот проклятие… Рок, неудача со смертельным и мучительным исходом в наследство. Орьл видящим был, а сыну его дара не досталось. Орьл о нём позаботился, — последнее слово Ромадановский произнёс кривясь, явно вкладывая в него противоположный смысл. — Заранее научил, как ритуал проводить, и сделал несколько артефактов, чтобы это даже без дара возможно было. Да… Так и жили Орловы в ожидании и предчувствии смерти, убивая детей своих в попытках этот момент отодвинуть.

— Как же так?! — ахнула Аннушка. — Пётр Ростиславович не родных ведь, не детей… Нету их ещё… Зачем же? Как?

Князь вскинул голову, двое видящих встретились взглядами, Аннушке показалось, что она куда-то проваливается, теряет зрение, опору и сознание. Когда тьма рассеялась, то видела она уже совсем другую комнату и другими глазами.