Неудача в наследство

— Ты ежели детей настругать не успеешь, не тушуйся. Параску найди, сестра али брат тоже сгодятся! — оскалился отец, затем дёрнулся и завыл.

Петенька спиной вывалился в коридор и с грохотом захлопнул тяжёлую створку, за которой вой складывался в вовсе уж невероятное:

— Про мать не забывай! Сгодится и она!

Петенька шагал меж деревьев знакомой тропкой. Под ногами местами похрустывал ледок, местами чавкала густая грязь. Стемнело. Петеньку подзнабливало. Сколько раз он обещал себе не тянуть до последнего? Да каждый раз! А всё едино тянет… Отсчёт оставшегося времени не раздавался в голове щёлканьем метронома, а бился набатом. Неудачи и неприятности сыпались непрерывным потоком, количество порезов и ссадин, полученных только за последние пару часов, давно перевалило десяток. Но самым страшным был вой. Каждый раз в той какофонии криков страха и стонов боли, что наваливались на Петеньку со всех сторон, самым жутким был последний вой отца. Отец…

А ведь он сперва не поверил его словам. Думал, что сказки… А кто бы на его месте поверил? Понимание того, что то был не бред умирающего, а реальность, в которой ему предстоит отныне жить, пришло спустя несколько месяцев после похорон. Постучалось ранним утром предчувствием беды, тихим тревожным шёпотом на краю сознания, приглушённым стоном на пороге слышимости. В то утро начался первый отсчёт. В то утро кончилось детство. Петенька тогда очень испугался, даже где находится тот тайник, про который отец перед смертью сказывал, вспомнил не сразу. Да, не сразу, но вспомнил! И отыскал. А потом читал. Читал записи, схемы, пояснения, дневники… Петенька передёрнул плечами, дневники нескольких поколений Орловых произвели неизгладимое впечатление на читающего их потомка.

Сперва было просто страшно. Страшно умирать. Потом стало страшно так жить. Убить мать и жить? Принести в жертву своего ребёнка (не первого, первенец под защитой) и жить? Лить родную кровь и жить?.. А потом всё равно умереть. Страшно и мучительно, теряя последние остатки человеческого, что ещё теплилось в душе. Нет! Петенька очень быстро понял, что это не его путь. Такой жизни ему не нужно! Для того чтобы не убивать детей, их просто не нужно заводить! А мама? Решить, что будешь стойким и не поднимешь руку на близкого, — просто. Пока стоны слышатся где-то далеко, а маятник тикает тихо-тихо. Но как исполнить это решение, когда крики будут денно и нощно звучать в голове, заглушая реальность? Когда время начнёт утекать, как вода из пальцев, когда боль от ран станет невыносимой. Надолго ли хватит его решимости? Дневники говорили, что он был не первым, кто принимает столь похвальное решение. Дед тоже так решил. Правда, поздно. Не до, а после первого ритуала. У него уже был ребёнок… Дед понял, что такая жизнь ему не нужна, и решил проститься с нею сам, не дожидаясь, когда обратный отсчёт зазвучит второй раз. Он написал о своём решении и наложил на себя руки. Следующую запись делал уже отец. Его летящим почерком очень безэмоционально и деловито на трёх страницах шло описание, сколько недель и как именно мучился дед перед смертью. Петенька сделал верный вывод, что проститься с этим миром просто и быстро проклятие ему не даст. Но может, он и решился бы на это. Броситься в Старый омут с камнем на шее, ну или яду крысиного выпить. Зато всё закончится! Цепь разорвётся! И никто больше не будет страдать. Передавать такое ярмо сыну? Упаси Шестиликая! Петенька тогда почти решился, но вспомнилась Параска. А если у него есть брат? После смерти Петеньки проклятие перейдёт на него? Что будет делать человек, который в одно прекрасное утро услышит этот отсчёт последних мгновений? Про ритуалы он знать не будет. Значит, его возможный брат просто умрёт в муках. А если к тому времени он заведёт семью? У него дети родятся? Проклятие перейдёт на них? На всех? Будет целая династия рано и в муках умирающих? А чем это тогда отличается от принесения брата в жертву во время ритуала? Тем, что при ритуале брат отмучается один раз, и всё, а если Петенька прыгнет в омут, мучиться будет целая вереница пусть незнакомых, но родных для Петеньки людей?