Глава 35. Петли и зигзаги на жизненном пути
Вечер тягуче перетёк в ночь. Михаил расположился в кабинете и время от времени прикладывался к вину, тому самому, андальскому, запасы которого столь варварски уменьшили накануне Степан и мсьё Нуи. Бутылка вот уже три часа стояла открытой. В единожды наполненном бокале по-прежнему плескался багровый джерез.
Настроения не было. Не хотелось ни есть, ни пить. После очередного глотка по языку прокатилась волна терпкой горечи. Михаил поморщился и, окончательно распрощавшись с надеждой провести приятный вечер, выдернул себя из кресла. Легко и беззвучно распахнул дверь и вышел в коридор, чутко прислушиваясь к скрипам и шорохам уснувшего дома. В ночной тишине гулко раздавались звуки чьих-то шагов.
Михаил замер на мгновение. Лёгкая усмешка коснулась его губ, мимолётной тенью в ней промелькнуло облегчение и даже предвкушение. После секундной заминки он вернулся в кабинет. Дверь осталась распахнутой, а хозяин усадьбы вновь плюхнулся в кресло и, закинув ногу на ногу, стал ждать.
Ожидание его на этот раз продлилось недолго. Через пару минут на пороге комнаты возник мсьё Нуи. Волосы его были тщательно зачёсаны на плешь. Рубашка, сюртук, брюки и ботинки — всё находилось в полном порядке, хрустело крахмалом, сияло чистотой и благоухало свежестью. В целом выглядел он до отвращения прилично и до неприличия напоминал картинку из низкопробной брошюры о том, как должен выглядеть идеальный камердинер. Впрочем, некоторую живость и естественность его образу придавали несколько налитых кровью, достаточно свежих царапин, пересекающих левую щёку.
— Видно, крепкая ручка у твоей… — протянул Михаил, разглядев сие украшение, и, радостно схватив недавно отвергнутый бокал джереза, закончил: — связи в доме Веленских.
— Не немощна, — не стал отпираться Вячеслав и дёрнул повреждённой щекой.
— И как? Узнал что? Жертвы были не напрасны?
Вячеслав выбрал для ответа лишь один из предложенных вопросов:
— Узнал.
Уселся в кресло, не спрашивая разрешения, взял чистый бокал со столика и щедро набулькал туда из бутылки.
Михаил глядел на приятеля, демонстрируя насмешливый прищур. Оба молчали, смаковали андальское, в пряной горечи которого притаились нотки миндального ореха и апельсиновой корки.
— Как-то коротко прозвучал твой отчёт о деловом разговоре, что длился больше суток, — посетовал Михаил, первым нарушив молчание.
— Разговор о деле не занял и часа, остальное время я потратил на личные дела и заботы. Имею я право на выходной день? Первый за пару последних месяцев…
— Имеешь, имеешь, но ты бы хоть предупреждал, — сказал Михаил и примирительно добавил: — Я ж волнуюсь.
— Не думал, что всё так, — буркнул Вячеслав, легонько тронув истерзанную щеку, — затянется.
— Женщины существа загадочные и не всегда предсказуемые, — поддакнул Михаил.
Вячеслав кивнул и сделал очередной глоток.
— Про Веленских-то что? — устав ждать, прямо спросил Михаил.
— Сёстры Веленские к кошачьим смертям отношения не имеют.
— Ожидаемо. Но что там за капли крови были?
Вячеслав скривился и нехотя проговорил:
— Да дурость бабья, не больше… Забудь.
— Ну уж нет! Такое не забывается! Рассказывай давай! Что там тебе твоя зазноба поведала?
Вячеслав уставился на носки собственных туфель и, кривясь, начал рассказ, роняя рубленые фразы и тщательно подбирая слова.
История и правда была нелепая, неказистая и с кошкодавом никак не связанная. Во всяком случае, Михаил такой связи не заметил. Началась она довольно давно, с четверть века назад. Турчилин — бравый генерал в отставке, тогда был не менее бравым действующим то ли генерал-майором, то ли полковником. В имении своём бывал наездами. Делами не занимался, отдыхал, иной раз восстанавливался после ранений, кружил дамам головы и вновь уезжал.
В один из таких приездов сошёлся он накоротке со старшей из сестёр Веленских. На почве чего они сблизились, кто их знает. Людмиле Егоровне ещё и двадцати не было, и звал он её не иначе как Любушкой. Сам Турчилин к полувековому рубежу уверенно шагал. Может, одиночество их свело. У Веленских родители погибли, а Турчилин незадолго до этого в первый раз овдовел. Насколько близкие отношения у них тогда сложились — знакомая Вячеслава не знала, может, комплиментами, букетами да разговорами дело ограничилось, а может, до чего большего они дошли — тайна сие, покрытая мраком, но то, что встречи эти романтический окрас имели — это точно.
Отпуск у военных короток. Турчилин умчался из имения через пару недель, на память подарил Людмиле Егоровне серебряный кулон, недорогой, но весьма затейливый. Ничего на прощание Веленской не обещал, с неё ничего не спрашивал, писем ей не писал.
А она ждала.
В следующий раз Турчилин возник на жизненном пути старшей Веленской лет эдак через семь, побряцывающий ещё большим количеством орденов и медалей и ужом вокруг своей второй жены вьющийся.