Неудача в наследство

Вернулись на полянку. Затягивать время пребывания в этом месте никому не хотелось. Коза от прикосновений даже не вздрогнула, безропотно расставшись с верёвкой. Андрей отправился замерять отпечаток. Михаил пошёл вокруг поляны. Примятая трава, взрытая земля, клочки какие-то. Борьба, видно, была не шуточная. Следов много, но все смазанные, да и не поймёшь теперь, когда и кто оставил, всё ж многие пройтись успели. Может, бывалый охотник, лесник или просто человек опытный смогли бы всё это растолковать, распутать, но Михаилу такое не по силам. Что он может? Ну вот разве что отличить свежесломанные ветки от тех, что уже пожухли. Их, видно, ночью сломали. Тогда получается, что вот эти сломал Андрей, когда с завтраком расстаться спешил, а эти — владелец того самого сапога. И если в эту сторону пойти, то… То скоро выйдешь к тому самому ручью, на берегу которого Михаил сегодня уже бывал.

Михаил вздохнул, оглядел в очередной раз полянку. Взгляд поневоле, словно магнитом, притянуло к распростёртому в центре трупу. Чёрные косы змеями свернулись у бледного воскового лица. А выражение лица спокойное, безмятежное даже. И лицо почти чистое. На левой щеке только несколько красно-коричневых полос. То ли грязь, то ли кровь запеклась. Одна рука закинута за голову. Если ниже не смотреть, то хоть картину рисуй. Селянка на отдыхе. Но это если не смотреть ниже. «Не смотреть!» — приказал себе Михаил и тут же уставился на что-то, что ещё совсем недавно было женским телом. Сизовато-бурая груда, притопленная в раскисшую от крови землю, в которой местами что-то глянцево поблёскивало, местами робко белело.

Михаил резко отвернулся. Подышал шумно, прислушиваясь к себе, не нужно ли и ему тропинку в лес протоптать. Понял, что обойдётся, и боком прошёл к малиновому кусту, где его терпеливо ждали безмолвная коза и бледный с прозеленью Андрей.

— Я всё, что мог… — тихо начал приятель и умолк, вздохнул, бездумно погладил козу и начал вновь: — Большего сделать не в силах. По поводу тела распорядиться нужно. Родным сказать. Убрать там… Я сейчас домой. Запишу всё набело, по форме, и в Крыльск. Я туда и так собирался. Документ у меня важный. Отвезти нужно. Теперь больше бумаг повезу. Тут не для меня работа. Тут Фёдор Николаевич распорядиться должен. Без полиции никак… Этот ведь нелюдь где-то здесь бродит. Предупредить людей нужно… Осторожнее чтоб.

— Ты езжай, чем быстрее, тем лучше, — Михаил ободряюще похлопал приятеля по плечу. — По поводу, чтоб тело убрали и родных известили, — я распоряжусь.

Андрей благодарно кивнул, и оба двинулись к курящим одну на двоих самокрутку мужикам.

— Напомните, как убитую зов… звали? — спросил Андрей, перед тем как отправиться к дому.

Мужики замялись, запереглядывались, один начал мычать что-то не вполне членораздельное.

— Настька это, — неожиданно чётко произнесла сидящая на земле баба. — Жена кузнецова. В Лобаново они живут... В Бутафории... жили… жила-а-а…

Баба всхлипнула и снова скатилась в вой. Андрей записал имя и беспомощно посмотрел на друга. Михаил кивнул, дескать, без тебя справлюсь, и махнул рукой, отпуская. Спустя минуту он остался в компании мнущихся мужиков, воющей бабы и остолбеневшей козы.

Глава 40. Последствия

Комната у Николеньки была узкой и длинной. Солнце даже днём едва дотягивалось до её середины, поэтому близ двери всегда было сумрачно. Брата это устраивало, его кровать стояла в затемнённой части, и он мог завалиться спать в любое время суток, не боясь, что свет его разбудит. Этим Николенька частенько пользовался, нарушая режим и устраивая свои проказы в любое время, а чаще всего ночью, высыпался потом днём, во время отбывания наказания. Папеньке о шалостях сына говорили редко, а самым суровым наказанием от маменьки было лишить сладкого и запереть в комнате. И если по поводу первой части возмездия мальчик ещё выказывал какое-то сожаление, то вторая его вполне устраивала, он использовал это время, чтобы выспаться. В тех редких случаях, когда в качестве судии выступал папенька, Николаю не удавалось отделаться столь легко. Например, когда в последний раз сын едва не устроил пожар, пытаясь добыть сахар из разного рода фруктов и овощей, Иван Петрович отобрал у него ключ и строжайше запретил запираться у себя в комнате. Теперь же, узнав, что его запрет нарушен, притом не единожды, глава семейства находился в состоянии гневливо-растерянном и вдобавок к этому обеспокоенном. Рука отца подрагивала, когда он вкладывал ключ в замок и проворачивал его.

Дверь в комнату отворилась беззвучно. Александра Степановна уже поджидала их внутри, первыми присоединились к ней Иван Петрович и Аннушка, остальные держались на шаг позади.