Неудачная реинкарнация

Глава одиннадцатая в которой приходится еще раз спасать принцессу

Дребен Хист – честь превыше

– Куда бы нам засунуть блицштурм? – тоскливо вопросил Хист.

Десятники, подавленные величием звания «эпсаар „красная роза“», уважительно помалкивали. Хист глянул на них и обозлился.

– Зачем вообще нужны крупные полицейские силы? – рявкнул он. – Только для войны! С собственным народом воевать! Улицы расчищать, когда император едет к любовнице! Ит-тырк… За Ирчу загоню! Пусть разъездами степь перекроют, что ли? Чтоб степняки коров не воровали…

– Э… там же деревенские стадо пасут! – робко намекнул первый десятник.

– Надинька-кружевница заругается? – едко осведомился Хист. – Дожили! Сейчас еще и мельниковы сыновья припрутся указывать, как полиции службу исполнять? Дожили…

– Хист! – сунулся в дверь мельников сын. – Слушай, ты когда разберешься с военными, а? Чего они нас на станцию не пускают? Разве это порядок?! Деревня торговлей с городом живет! Знаешь, как про нас говорят? У деревенских голова разболится, если пару дней на рынок не съездят! А нас то пускают, то не пускают! Как начальник караула вздрючку от Любея получит, так вообще не пускают! Да кто они такие?! Какие-то военные!

– Э, дружок, а ты сам ли сюда бегаешь – или посылает кто? – вдруг спросил Хист. – Уж больно умно рассуждаешь, как будто думать умеешь… э?

– Так Кола Гончар же говорит! – простодушно признался здоровяк. – Ты, говорит, орешь громко, и морда у тебя наглая – тебе и идти к Хисту требовать справедливости! Он, говорит, тебя отовсюду услышит! И батяня то же говорит… да и все говорят, что у меня морда наглая!

– Может, тебе чего и Знобинька подсказывает? – обреченно уточнил Хист. – Э, не отвечай, это я так, мысли вслух… Передай Знобиньке… вот зараза красивая? прицепилась же – Гончару передай! Передай, что прямо сейчас разберемся! Вот молока попьем – и пойдем военных гонять…

– А вы молоко перед этим делом пьете? – подивился мельников сын. – А зачем? От него же… а, понятно… или непонятно?

И озадаченный глашатай деревенских интересов исчез.

Хист строго глянул на ухмыляющихся десятников.

– Отправьте вестового к блицштурму! – приказал он. – Пусть командиров подразделений тащит ко мне! Будем составлять план, как военных укоротить.

– Я Гребло пошлю! – тут же решил первый десятник. – После того как он угрохал их командира, а потом и начальника штаба, его там все опасаются.

– Вестовому станковый арбалет не положен, – напомнил Хист.

– Да он сапогом может! У него такой сапог!

И тут засияла проекция от командирской раковины. Хист взглянул – и оцепенел. Из синего тумана на него противно уставилась физиономия самого подвизиря! Ранее он его разве что на торжественных выездах мог созерцать… издалека…

– Хист? – неопределенно сказал подвизиря. – Ну-ну… Мне тут доложили… Круто берешь, мальчик… круто, да… э?

Хист не отозвался, потому что не сразу вышел из ступора. Его молчание почему-то добавило неуверенности в голос всемогущего главы полицейского ведомства.

– Мои… э… бессмертные союзнички о подобных нюансах забыли упомянуть, – задумчиво протянул подвизиря, изучая офицера цепким взглядом. – Забыли, да… а ведь блицштурм – мои ребятки, да… Нехорошо получилось, э? Ну-ну… А с другой стороны, и ты мой ребятенок. Ну, действуй, Хист, пока что у тебя получается. Союзничкам привет передавай, розочка, хе-хе.

Хист моментально помрачнел и наградил подвизиря таким взглядом, что, будь тот рядом, то сразу озаботился бы кольчугой с высоким воротом. Розочками в городских низах звались привокзальные женщины, доведенные до отчаяния безденежьем и согласные за еду исполнять иногда очень затейливые пожелания клиентов, отчего приобрели и кличку, и специфические физиологические отличия… Но подвизиря был в столице и ничего не ощутил из-за несовершенства связи. А потому отключился, даже не поняв, что Хист уже всерьез оценивал вероятность успешного рейда блицштурма на столичную резиденцию подвизиря.

– Вот урод! – вдруг сказал третий десятник. – Союзника обязательно унизить надо, да еще и при подчиненных! Таких убивать надо на месте! Даже если потом самого…

– Честь превыше жизни? – скептически возразил первый десятник. – Это закон степняков, для нас не подходит. Мы жить любим. Так что терпим.

– Я думаю, – медленно сказал Хист. – Я думаю… тут немного длиннее надо… Так: моя честь превыше жизни того, кто на нее покушается… да, именно так. Вот так я и думаю. И так и буду поступать!

Народная присказка, удлинившись, потеряла очарование и красоту полуправды, зато приобрела незыблемость и злобную целеустремленность нового нравственного закона. И это поняли все присутствующие.

– Э… – очень серьезно сказал первый десятник. – Тогда вот какое дело… дозволь обращаться к тебе просто «командир»? Оно и верно будет, и уважительно. А то у нас все звания как-то погано толкуются, вдруг поймешь не так…

– Только между своими! – подумав, решил Хист. – Только потому, что у нас спецотряд, спецпоручение!