Неудачник

А чем я отличаюсь? Живу так же просто, такой же костюм дома. Только человеческое в глазах еще немного отсвечивает. Надолго ли? Если судить по последним событиям, то нет. И что я здесь делаю? Почему не простил, почему кинулся мстить? Чтобы человеческое спасти. Но спасти через потерю. Не свою, чужую. Как буду жить с этим?

Прерываю мысли. Что за бред? Осталось только расплакаться как в детстве. Сейчас не время для слабости. Стоит конкретная задача. Внутренний приказ. И его выполнение никто не может отменить.

Животное оборачивается. Что выражает лицо? А ничего не выражает. Тупое и наглое. Ничего, это упущение природы мы подправим. Главное все делать тихо. Свидетели ни к чему.

Руки чуть вибрируют от предвкушения. Если сейчас заговорить с кем-нибудь, голос будет дрожать. Ярость слегка сковывает тело, отсекает ненужное. Остается только расчет и ресурсы для достижения цели. Уничтожить, разрушить, разбить. Я удивляюсь, перемене. Что случилось? Как из обычного незлого человека я стал зверем, что готов рвать? И стал ли? Вопросы, вопросы, вопросы. Отключить, на хрен, голову. Все, мысли исчерпали лимит. Теперь только вперед по цепочке знаков. Ловить ритм охоты, воспринимать людей как цели.

В зачем-то взятом с собой плейере качает Butterfly Temple:

Кровь, брызнет из вен,
Смерти нет!
Сладостный плен,
Заметают наши следы облака!

Кровь, брызнет из вен,
Страха нет!
Полуночный свет
Согревает наши сердца в тишине!

Чуть приглушаю звук, потом выключаю. Иду следом.

Животное как ни в чем не бывало идет «по району». Они умеют мимикрировать под нормальных людей. Нет, урод, я тебя вычислил. Сейчас посмотрим, из чего ты сделан. Какого цвета кровь. Есть предположение, что не кровь вовсе — дерьмо.

Идем по частному сектору. Скоро недостроенный дом. Долгострой, что забросили пару лет назад. Там хорошие подвалы, глубокие, гулкие, сырые. Ближе, ближе. Иду сзади, стараюсь не шуметь. Главное выждать момент. Как пойму? По току крови, сигналу пульса. Ярость, ярость, ярость!

Подхожу ближе, хватаю за плечо.

— Здорова, чудак, как дела? Узнаешь?

— Ты че, е, попутал? Жить, сука, надоело?

Животное хватает за руку, пытается освободиться. И узнает меня. Да, препод: интеллигент, потенциальный задрот и шлак. Хрен там! Лицо одухотворено яростью, тело дышит свободой.

Вижу, узнал, удивлен. Пока большего не надо. Бью в рыло. Попадаю в нос, слышу приятный хруст. Ублюдок хватается за лицо, пытается отстраниться. Еще удар, еще. Еле сдерживаюсь, чтобы не забить прямо здесь. Тело пышет силой. Кажется, схвачу за шею, оторву голову, переломаю кости. Но пока рано.

Хватаю за шею, тащу в подвал. Существо что-то стонет. Вроде бы о пощаде, просит, унижается. Боевики, блин. Когда их много — герои, супермены. А один на один? Вот он, мой манифест. Кулаком по морде, ногой под дых, а потом опять по морде. А Вова все ноет и ноет. Пытается разжалобить. Ха-ха-ха.

Кидаю на пол. Животное падает, скулит, но подняться не рискует. У меня аж в глазах темнеет от ярости.

— Вставай, сука! Вставай! Давай, покажи, как ты крут. Реши все проблемы разом!

— Тебя же уволили! — еще пытается держаться урод. — Мне с тебя ничего не надо!

— Зато ты мне должен, паскуда! Время возвращать долги.

Я встряхиваю гада как мешок с чем-то вязким и плохо пахнущим. Пара ударов снова опрокидывает тело на пол.

— Владимир Ярославович, пощадите, не бейте! А-а! Не надо. Я все сделаю, только пощадите.

Ярость, ярость, ярость!

— Лучше молчи! Вставай! Встать!

Враг с трудом поднимается, закрывает руками грудь. Плачет, плачет как дитя. Размазывает кровавые сопли по лицу. Не жалко. Нет чувств — ярость! Вспоминаю борзые глаза, наглые речи. Удивление порядочных студентов. Нет, сука, так просто не уйдешь.

С ними по-другому нельзя. Звери понимают только грубую силу. Какой гуманизм, увещевания, надежды на изменения. Не воспримут, не с отмороженными мозгами. Тут гонор замешан на тупости и поразительной изворотливости. Только кулаком, ногой, чем-нибудь тяжелым. Пока дух не выбьешь — прозрение не наступит. Ты, сука, не центр мира. Так, отход, перегной, дерьмо многогранного исторического процесса. А я осенезатор. Пусть и временно. Это неблагодарная работа, но нужная обществу. Чтобы ты, урод, в будущем не отобрал у старушки сумку с пенсией. Не отнял у ребенка мобильный. Не изнасиловал девушку. Чтобы подобных тебе было меньше.

— Зачем ты это делал? — спрашиваю, еле унимая яростную дрожь в голосе. — Зачем?!

— Вы мне не нравились, — дрожащим голосом говорит Вова. — И еще… вы казались слабым…

Недурственная способность к анализу для его-то развития, зло думаю я. Если еще пару раз хорошенько приложить, станет почти Эйнштейном. Все-таки, правы были воспитатели в старые времена: без физической силы наука идет с трудом. Добить мерзавца прямо здесь, без сантиментов.

Я бью снова, почти без замаха. Удар приходится в челюсть. Гопника окидывает к стенке. Слышу крик, всхлипывания.

— Доброта для тебя слабость, ублюдок?