Неудачник

Дорога уходит к реке. Всего десять километров, и стоят сосны, течет речка. Через нее в узком месте — мост. Я оставляю машину рядом с ним, выхожу. Здесь хорошо: тихое журчание реки, шелест листвы, свежесть. Здесь не убивают. Я достаю пистолет. Автоматически глажу рукоятку. Без мыслей, без рассуждений. Кажется, сердце живет автономно, произвольно убыстряя и замеляя ход.

Я смотрю на пистолет, любуюсь деталями. А потом вытягиваю вперед руку, разжимаю пальцы. До воды — близко. Наган падает, раздается плеск. Все, у меня больше нет пистолета. На глаза отчего-то наворачиваются слезу. Словно потерял друга.

И снова еду. Подальше в лес. Оставляю машину среди деревьев. Беру лопату, в пакет со спортивным костюмом и обувью кидаю пластиковую бутылку с бензином. Забираюсь глубже в лес. В подходящем овраге лопатой вырезаю слой дерна, выкапываю небольшую яму. Складываю одежду, обильно поливаю бензином. Свет огня на кончике спички на пару секунд одиноко светится в темноте. А потом пламени становится много. Пытает одежда. Я подкладываю немного сушняка, лью еще бензина, кидаю туда же Серегин бумажник со всеми деньгами и карточками.

Сажусь рядом с огнем, протягиваю руки. Хочу, чтобы пламя выжгло то, что случилось недавно. Все, начиная с кафе, где Серега первый раз серьезно оступился. И заканчивая крыльцом подъезда. Чтобы не осталось ничего, даже Насти, что уже погребена толщей прошедшего времени.

Настя, закрепляется в сознании мысль. Я жду, пока одежда полностью прогорит, пока расплавится резина кроссовок, забрасываю угли землей. Сверху аккуратно кладу слой дерна. Все, с уликами покончено.

Машину привожу на заброшенную промышленную свалку в нескольких километрах от одного из заводов. Здесь машину обнаружат еще не скоро. Если обнаружат.

Из багажника достаю заранее запасенную канистру с бензином, обливаю салон. Открываю бензобак, просовываю туда смоченную в бензине длинную тряпку. Подношу к ней спичку, и тут же отбегаю. Машина загорается быстро. Еще полминуты, и взрывается бензобак. Все, теперь не осталось ничего…

Иду в город. За час добираюсь до окраин. Начинает светать. Горизонт на востоке слегка алеет. Я иду по улицам, смотрю на пустые остановки, витрины магазинов, редких прохожих. Я словно вырван из жизни. Стараюсь не думать о том, что случилось ночью. И все равно напоминаю пришельца, что не может втиснуться в прокрустово ложе новой жизни.

Настя дома. После третьего звонка открывает дверь.

— Вова? — восклицает удивленно.

На ней лишь тонкие атласные трусики и прозрачный пеньюар. И я хочу ее до рези в зубах. Хочу так, как не хотел никогда. Сразу с порога раздеваю, и жадно использую, не заботясь, приятно ей или нет. А потом ухожу, не реагируя на предложение остаться. Без долгих прощаний.

На улице становится плохо. Меня рвет, в глазах темнеет. Еле дохожу до дома. Падаю на кровать, закрываюсь одеялом. Мне хочется смеяться и плакать одновременно. Я вспоминаю Серегу, вижу перед глазами его смерть, думаю о последних часах его жизни. Интересно, кто-нибудь на банкете по случаю очередной победы заметил, что с главным что-то не то? Увидел ли в чертах лица, что он уже почти не принадлежит этому миру? Или все было как обычно, а смерть обняла в последний миг, когда я уже вышел из-за дерева?

Счастлив ли я теперь? Не знаю. Чувствую легкость, как после трудного дела, что обязательно нужно сделать. Но удовлетворения нет. Нет того чувства, что сделал что-то полезное.

Я убил человека, который жил, дышал, мыслил. Пусть он был плохой, но живой. Значит нужный миру. И вот его не стало. Я убил. А что чувствую? НИЧЕГО. Я не чувствую ничего. От этого становится страшно…

Мне просто не хочется попасться, оказаться в милиции, в тюрьме. Но нет ни жалости, ни раскаяния. Словно прихлопнул комара, что жужжит над ухом. Все, Сереги больше нет. И мне плевать…

Закрываю ладонями лицо, и только сейчас замечаю, как трясутся руки. Мелкой, противной дрожью. Хватаюсь за голову, и внезапно начинаю плакать. Сдавленно, глотая вой, что идет изнутри. Дергаюсь от нехватки воздуха. Мне плохо. Не знаю почему. Наверно, потому что умирает душа. И я уже ничего не могу поделать. Я уже потерял все. Там, у входа в подъезд. Где не стало Сереги.

Я вдруг, с ужасом, понимаю, что все напрасно. Что мстить-то, по сути, некому. Разве что всему миру. Но это бесполезное и бесперспективное занятие. Ведь тогда ты мстишь только себе. С радостью мазохиста прожигаешь грудь в поисках почти сгнившего сердца. Этот путь ведет в тупик, к разочарованию. И уже не сможешь противостоять смерти. Потому что так ты убиваешь себя…

Долго не могу уснуть. Перед глазами крыльцо подъезда, Серега, и руки с пистолетом. Я долго не могу уснуть. До того, пока в сознании не раздается выстрел, многократно усиленный внутренним эхом, и я проваливаюсь в черный как самая непроглядная тьма мир снов.

Часть 3. Следствия

Рефлексия

Я сижу в парке. Светит солнце, рядом играют дети. Я развалился на лавочке, греюсь. Мысли толстыми разноцветными гусеницами медленно ползают в сознании. Хорошо.