Неудачник

Смотрю на карусели, счастливые лица детей и взрослых. Мне приятно, уютно и тепло. Так и должно быть. Я счастлив, забот нет. Мир прекрасен, лето ласкает зрение сочными красками.

— Привет, Володя, — раздается голос.

Я поворачиваюсь, смотрю, как рядом на лавочку садится человек. Высокий, с развитой мускулатурой, но какой-то грозный, внушающий опасения.

— Не узнал? — спрашивает человек.

Я еще раз оглядываю лицо, смотрю в глаза. В них ест что-то знакомое, виденное ранее, но забытое. Как же его зовут?

— Я — Сергей, — говорит собеседник.

— Владимир, — отвечаю я, протягиваю руку.

А потом смотрю на руку, и вижу кровь. И замечаю, что Сергей держится за правый бок, а футболка с этой стороны красная. Нет, это просто рисунок…

Я тру руку о лавку, стараясь избавиться от густой багровой жидкости, но ничего не выходит.

— У меня тоже не вышло, — говорит Сергей. — Это не проходит…

Я останавливаюсь, прячу руку за спину. Сергей смотрит с интересом.

— Не скрыть, — говорит сочувственно. — Только искупить…

— Чем?

— Готовностью жертвовать. Это тяжелый внутренний процесс, Вова, и вряд ли его удастся пережить…

— Но пробовать стоит?

— Пробовать стоит всегда.

— А как я оступился? — спрашиваю удивленно.

Память — пестрые обрывки ничего не значащих событий, не дает ответа.

— Ты убил меня.

От этих слов все тело вздрагивает, я отскакиваю от Сергея. И просыпаюсь.

Судорожно сжимаю подушку. Сердце отчаянно стучит, руки свело. Дыхание пропадает, но быстро восстанавливается. Серега пришел во сне! Серега еще стоит перед глазами. Я еще вижу футболку с красным рисунком. Смотрю на ладонь — крови нет. Вздыхаю облегченно. Это всего лишь сон…

Иду в ванную, умываюсь, чищу зубы. Кафель приятно холодит ступни. В зеркале отражается человек с опухшим лицом, мешками под глазами, недельной щетиной. Я иду на кухню, жарю яичницу. Ем, не чувствуя вкуса. Потом достаю бутылку дешевого коньяка, наливаю в кружку, пью.

Я не выхожу на улицу уже неделю. Я отключаю телефоны, задергиваю шторы. В квартире круглосуточно включен телевизор и компьютер. Я ничего не делаю. Целыми днями лежу на диване. Квартира становится отсеком в космическом корабле, что в автономном режиме летит сквозь дальний космос. Как ни хочешь выйти — выходить некуда.

Все вокруг замирает. Мне страшно и одиноко. Но телефоны выключены. Пару раз кто-то звонит в дверь — я не подхожу. Не зачем.

Со мной что-то происходит. Только вот что? Может быть, уже пора сдаваться в психиатрическую лечебницу? Смотрю в зеркало. Нет, пока рано. Это просто выходит стресс. Последствия первого серьезного поступка. Независимо от окраски.

Я убил Серегу. Все, его нет. А потом еще раз спал с его девушкой. Я смыл позор, тот, кто обидел, долго не прожил. Но что получается в итоге? У меня никого не осталось. Все, все разошлись. Может быть, лишь Игорь. Но у него и без меня проблем хватает.

Я заперт в квартире, я не хочу выходить на улицу. Временами мне становится так страшно, что хочется уснуть навсегда. Может быть, правильнее было бы, если б на месте Сереги оказался я? Еще тогда, после кафе. Чтобы меня увезли в лес, и прикончили. Или убили в другом лесу, после разборок. Шальная пуля, что пробивает грудь, выбрасывая по каплям жизнь наружу.

Но я живу, а Серега нет. Мне хочется знать, как его нашли, как похоронили. Но по телевизору ничего про убийство не говорят, а спрашивать у того же Игоря не решаюсь. Я просто сижу в квартире, вдыхаю затхлость. Я почти не бываю в сознании. Под столом ряды пустых бутылок. Мне грустно и плохо. А Серега сейчас, наверно, сидит за дубовым столом в чертогах Одина в Валгалле. Смотрит на меня и смеется.

Что за бред? Сознание расслаивается, выдает что-то несуразное. От замкнутого пространства кружится голова. Хотя, может быть, виноват дешевый алкоголь. Я чувствую себя пленником, рабом, что оставлен умирать, привязанный к дереву. Цепи не разорвать, не разомкнуть звеньев. Дерево прочно, огромно. Можно дергаться, орать, пытаться выбраться. Но смысла нет. Все равно умрешь от голода. Все попытки лишь тратят и без того ничтожные силы, приближают неминуемый конец.

А над головой уже кружат черные птицы. Потому что они всегда кружат, когда видят слабого. Птицы уведут тебя прочь, склюют тело. Останутся лишь кости, что со временем обратятся прахом. Как будто ничего не было. А ведь, если задуматься, понимаешь, что ничего и не было.

Семен прав, все миф. Иллюзия, как говорили древние. Отражение отражения, что искривляясь, множество раз повторяет самое себя. А в итоге — лишь пустоту. Во всех доступных формах и размерах. Иллюзию, что точит наше существование, превращая миллионы киловольт энергии в труху истории.

На таком обширном полотне я — ничто. Ничто и Серега. И то, что случилось между нами. Еще она волна нашла на берег. После нее будут миллиарды и миллиарды волн в танце приливов и отливов. И память о каждой новой исчезает в прибрежном песке.