Неудачник

— Как сильно он вам нужен? — спрашиваю, чтобы зацепиться, вывести на что-нибудь интересное.

— Очень, Владимир Ярославович. Войдите в мое положение. Пожалуйста!

Настя показывает смущение, и одновременно готовность. Только к чему? По ней видно, что мужиками крутит как хочет, свою силу знает. Настя представляется мне пауком, черной вдовой, что плетет паутину, терпеливо ждет жертву, перебирая лапками. А потом, сколько не дергайся, все бесполезно — высосет до дна. Но хороша, очень хорошо. И желание дергаться в паутине не возникает.

— Ну, хорошо, Настя, — говорю спокойно, приглашая ее к игре. — Назовите мне три причины, почему я должен поставить вам оценку?

Настя оживляется, что-то соображает. Наверно, думает, что сказать, и чем это для нее обернется. Думает не долго.

— Я учила…

— Это не причина. Учили вы плохо, ничего не знаете. Еще причины?

— Я на ваши лекции ходила.

— Не на все, Настя, не на все. И конспект у вас плохой.

— Зато я все долги вовремя сдала.

— Это тоже не подойдет.

Настя задумывается. Что бы она ни сказала — все равно не попадет. Если не хочешь учиться, причин помочь нет. Я жду продолжения. Что Настя предпримет дальше? Как постарается вывернуться?

Она начинает разговор ни о чем, ловко спрыгивая с трех причин. Рассказывает о школе, в которой училась, о клубах, о другой ерунде. Гипнотизирует. И, похоже, не без успеха. Я начинаю вникать, слушать с интересом. Но надо закругляться.

— Настя, вы так и не назвали ни одной причины. Так что давайте до пересдачи…

— Нет, Владимир Ярославович, — говорит Настя, мгновенно меняя стратегию. — Одна причина есть.

Так, это уже интересно:

— Какая?

Настя мнется, хочет сказать, но не решается. Даже взгляд потупила. И как на это реагировать? Не знаю.

— А можно я скажу, и сразу уйду?

Нужно брать ситуацию в руки, думаю.

— Ладно, Настя. Либо вы говорите, либо ничего говорить не надо — придете на пересдачу.

Настя еще немного колеблется, наконец говорит:

— Вы мне нравитесь, Владимир Ярославович.

Сразу опускает взгляд, как будто даже уменьшается в размерах. Ждет реакции. Не скажу, что такое развитие событий неожиданно, но весьма волнующе, это точно.

Понимаю, что все это — лишь попытка избежать отчисления. Последняя, отчаянна попытка. Настя может относиться ко мне с ненавистью, но сейчас будет изображать добрые чувства. Потому что выгодно.

Смотрю на нее, молчу. Красивая, вызывающая, стильная. С такой хочется заняться сексом сразу, овладеть быстро, сделать своей. Хотя, откуда мне знать? У меня же была только Саша. Все.

И, тем не менее, чувствую злую радость. Что-то отдаленно напоминающее триумф. Или разновидность пирровой победы, когда точно знаешь, что в следующий миг будешь уничтожен — тотально, бесповоротно. Я смотрю на Настю и радуюсь. А потом спрашиваю:

— И что в этом страшного? Земля же не разверзлась. И я не умер на месте. Это нормально, Настя.

Она молчит, но взгляд подняла. И за внешним лоском хороших чувств, я вижу собранность и целенаправленность. Похоже, попал я в оборот. Но отступать поздно.

— Настя, что-то здесь холодно. Пойдем ко мне в кабинет?

— Хорошо, Владимир Ярославович…

Она выходит, я собираю бумаги, ноутбук. Что сейчас будет — не знаю. Но иду в кабинет. У входа ждет Настя. Открываю дверь, пропускаю ее. Внутри тепло, уютно. Сажусь за компьютер, Настя на стул рядом.

— Расскажи мне о себе, Настя, — прошу.

— А что вы хотите знать?

— Все, — не мелочусь я. — С самого начала.

И Настя рассказывает про семью, про то, как училась, про друзей. Все стандартно. Для такой как она. Родилась в хорошей семье. Есть старшая сестра. В школе мало интересовалась учебой, все больше дискотеками и мальчиками. Начала курить, связалась с плохими людьми. Но по наклонной не пошла. У девочки явно есть стержень, целеустремленность.

Сексом занимается с пятнадцати лет. Девственность потеряла с сынком богатых родителей, что, наигравшись, отправил ее восвояси. Потом полгода жила с парнем на семь лет старше. Тот часто изменял, занимался бандитизмом, пил. После него у Насти были мужчины. Сколько, я выяснять не стал. Понятно, что не один, и даже не два. Но, с тех пор, ни с кем серьезных отношений не заводила.

Настя рассказывает, смотрит в глаза, и я чувствую возбуждение. Вот сейчас надо искать предлог, начинать сближение. Но я натыкаюсь на барьер. Причем, барьер этот внутри, с Настей напрямую не связан. Мне страшно, что сейчас, в этот момент, может развалиться часть привычного мира, растрескаться панцирь, что защищает от горячего солнца. А потом я уже никогда не вернусь к обычному состоянию, потеряю себя, чтобы стать другим.

Настя придвигает стул ближе. Кладет ладонь мне на колено, улыбается, делая вид, что ничего не происходит. Мой взгляд из бардака на столе неожиданно выхватывает зачетку. Настя встает, я поворачиваюсь. Мне нравиться то, что происходит, и, одновременно, что-то мешает погрузиться в процесс. Настя улыбается, гладит меня. Я провожу рукой по ее спине, опускаюсь ниже.