В Советском Союзе именно в научной среде была популярна вера в светлое будущее социализма. По иронии судьбы, этому во многом способствовала холодная война, стимулировавшая бурный рост военно-промышленного комплекса. Благодаря гонке вооружений с Соединенными Штатами, ученые превратились в одну из наиболее влиятельных сил в советском обществе. На предприятиях военно-промышленного комплекса трудились тысячи научных сотрудников. К 1962 г. в ВПК уже входило 966 объектов: заводы, научно-исследовательские и опытноконструкторские лаборатории, проектные бюро и целые институты, где в общей сложности работало 3,7 млн. человек. Многие молодые специалисты ехали работать в научно-исследовательские центры, располагавшиеся в Сибири и на Дальнем Востоке, а также в закрытые города и академгородки, которых насчитывалось несколько десятков по всему Советскому Союзу. Это были образцовые поселения городского типа, которые строились Министерством атомной промышленности, Академией наук и другими учреждениями, имевшими отношение к «оборонке», научным разработкам военного назначения. Всем специалистам предоставлялась стабильная работа, сравнительно высокая зарплата и всевозможные социальные блага — от бесплатных детсадов до бесплатного жилья. Эти секретные поселения, куда посторонним вход был закрыт, являлись, как ни странно, некими островками свободы на территории СССР. Один из журналистов, которому удалось побывать в подобном закрытом городке в 1963 г., познакомился там с учеными, которые свободно и не таясь говорили на любые темы — касались ли они вопросов политики или культуры. В среде научной интеллигенции обсуждалась модель общества, в котором реальная власть принадлежала бы ученым и интеллектуальной элите; вынашивалась идея «третьего пути» развития — между сталинским казарменным «социализмом» и западным капитализмом. Многие из участников подобных дискуссий были совершенно убеждены в том, что советскую систему можно изменить «научным образом» — с помощью союза между учеными и образованными аппаратчиками{689}
.Было бы, однако, преувеличением изображать советских ученых как «другую» элиту, чуть ли не прототип гражданского общества внутри тоталитарной модели. Внутри научного сообщества уживались стремление к большей независимости от партийной идеологии и косного бюрократического аппарата и полная уверенность, что партийное начальство и государственные структуры
Поначалу значительная часть научного сообщества, настроенная на реформы, поддерживала усилия Хрущева, направленные на расширение влияния СССР в мире, в особенности взятый им курс на оказание помощи странам Азии, Африки и Латинской Америки. В конце 1950-х гг. десятки тысяч советских специалистов — инженеров, ученых, техников — работали в Китае, оказывая «братскую помощь» в создании военно-промышленной базы, системы образования и здравоохранения этой страны. Свидетели вспоминают неподдельный энтузиазм, который двигал участниками этого грандиозного проекта. Советский физик Евгений Негин, помогавший китайским ученым создавать атомную программу, писал, что «лучше всего отношения между Советским Союзом и Китаем в 1959 году могут охарактеризовать слова песни "Москва — Пекин", популярной еще в сталинское время: русские и китайцы — братья навек…»{691}
.Для многих в Советском Союзе разрыв отношений с Китаем в начале 1960-х гг. явился полной неожиданностью и побудил критически взглянуть на внешнюю политику Хрущева. И все же линия на оказание интернациональной помощи «братским народам» какое-то время продолжала пользоваться искренней поддержкой. Ведь в мире было немало других «друзей», а значит, и возможности для проявления пролетарской солидарности. Советские люди сочувствовали радикальным арабским режимам в Египте, Сирии, Ираке и Алжире, а также народам далеких и экзотических азиатских стран, таких как Индия, Бирма и Индонезия, Кроме того, в участии и помощи СССР нуждались африканские государства, освободившиеся от колониального гнета: Гана, Эфиопия, Гвинея, Мали, Конго. В условиях холодной войны перспектива внедрения социалистических идей по советскому образцу казалась политическому руководству СССР весьма привлекательной, и в 1970-х гг. борьба за влияние в странах третьего мира достигла апогея. Вместе с тем такая политика была созвучна оптимистическим и романтическим настроениям в образованных группах советского общества{692}
.