Оценивая события того времени, некоторые ветераны администрации Рейгана считают, что именно оттуда берут начало последующие изменения в поведении Советского Союза. Сотрудник ЦРУ Роберт Гейтс заключил, что «СОИ действительно серьезно повлияла на политическое и военное руководство СССР», создав перспективу «новой, невероятно дорогостоящей гонки вооружений в той области, в которой СССР едва ли мог успешно состязаться с США». Гейтс уверен, что «идея СОИ» убедила «даже самых консервативных членов советского руководства в необходимости серьезных перемен в самом СССР»{1021}
. На самом же деле реакция кремлевской верхушки на СОИ была куда неопределенней. У высших партийных и военных кругов Советского Союза не было предчувствия надвигающейся гибели. Экспертная группа из ученых и специалистов под руководством физика Евгения Велихова пришла к заключению, что инициатива Рейгана с СОИ, скорее всего, не требует принятия немедленных контрмер. Однако этим заключением спор о СОИ не завершился. Советские военные осознали, что данная программа со временем сможет стимулировать развитие новых военных технологий. Устинов проявил активный интерес к проблеме СОИ. Вместе с президентом Академии наук СССР Анатолием Александровым он начал составлять долгосрочный план работ в ответ на инициативу Рейгана. Внутри военно-промышленного комплекса и раньше находились люди, такие как академик Андрей (Герш) Будкер и конструктор ракетной техники Владимир Челомей, которые выдвигали идеи по созданию советской СОИ{1022}.Рекламируя программу СОИ на обсуждении в конгрессе США, администрация Рейгана утверждала, что эта инициатива заставит Советы начать переговоры по ядерному разоружению на американских условиях. Однако на первых порах все вышло совсем иначе. Едва заняв свой новый кабинет, Андропов развернул в советской стране несколько кампаний: по борьбе с коррупцией, за восстановление трудовой дисциплины, а также за усиление патриотической бдительности. К тому же он сделал «последнее предупреждение» тем гражданам СССР, кто «осознанно или неосознанно служит рупором иностранных голосов, распространяя всякого рода небылицы и слухи»{1023}
. Как это уже часто случалось в прошлом, жесткие меры по наведению порядка в стране, укреплению дисциплины на рабочих местах и усилению бдительности среди населения вызвали у ряда представителей партийной номенклатуры и большинства народа широкую поддержку. Михаил Горбачев, который позже выразит свое неодобрение в адрес жестких мер Андропова, в 1983 г. их всецело поддержал. Военнослужащие, офицеры КГБ, а также многие члены дипломатического корпуса приветствовали «твердую руку» Андропова. Годы спустя довольно значительная часть населения России, может быть, даже и большинство, будет отзываться об Андропове уважительно и с ностальгией{1024}.Ничто не могло переломить глубокое недоверие нового генсека к Рейгану, подкреплявшееся личными эмоциями — презрением, враждебностью и некоторым страхом. Анатолий Добрынин слышал, как Андропов отзывался о президенте США: «Надо быть бдительным, ибо от него всего можно ждать. Но одновременно не проходить мимо любых проявлений его готовности улучшать наши отношения». 11 июля 1983 г. президент США прислал Андропову собственноручно написанное письмо. Он заверил генерального секретаря в том, что правительство и народ Соединенных Штатов Америки выступают за «мирный курс» и «ликвидацию ядерной угрозы». В заключение Рейган написал: «Исторически так сложилось, что наши предшественники добивались большего прогресса, когда общались лично и откровенно. Если Вы пожелаете поучаствовать в таком общении, то я к вашим услугам». Добрынин полагал, что Андропов был заинтересован в активизации конфиденциального канала и диалоге с Рейганом. Но Александров-Агентов вспоминал, что подозрительный генсек скорее воспринял обращение Рейгана «как проявление лицемерия и желание запутать, сбить с толку руководство СССР». Андропов ответил вежливым официальным письмом, оставив предложение Рейгана о личной встрече без внимания{1025}
.