Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Горбачев отреагировал жесткой риторикой. Своим помощникам и спичрайтерам он сказал, что надо «основательно лягнуть американцев». На заседании Политбюро он высказался в адрес Рейгана и его команды эмоционально: «Дипломатические коррективы в отношении Соединенных Штатов Америки надо сделать. Вообще с этой бандой кашу не сварим. В мае Шеварднадзе не поедет в Вашингтон. Тем самым и встречу на высшем уровне подвешиваем»^{1075}. Однако при внимательном изучении записей, сделанных на заседании Политбюро, и советских действий становится очевидным, что дальше резких слов Горбачев идти не собирался. Он не захотел платить американцам той же монетой и продолжал настаивать на сближении с Соединенными Штатами и остальным западным миром. «При всей противоречивости наших отношений реальность такова, что мы без них ничего не сделаем и они без нас ничего не сделают. Мы без Америки мир сохранить не сумеем. Это сильный наш ход: мы признаем их роль. Наш серьезный теоретический и политический анализ демонстрирует уважение к Соединенным Штатам». Горбачев сказал своим помощникам, что, даже если американцы и западноевропейцы так и будут ходить вокруг да около темы ядерного разоружения, Советскому Союзу все равно нужно двигаться вперед и продолжить «женевский процесс» в своих собственных интересах. Таким образом, концепция «нового мышления» побуждала Горбачева идти на разрядку независимо от того, что делала американская сторона и даже вопреки американским действиям. Генсек считал свой новый подход к проблемам мировой безопасности подлинной «реальной политикой», которая «сильнее всякой пропаганды»^{1076}.

Однако советский руководитель не переставал с тревогой думать о программе СОИ^{1077}. Горбачев знакомился с работой научно-исследовательских лабораторий и конструкторских бюро, обсуждал с ведущими учеными возможные «меры противодействия» американской программе. По просьбе Горбачева новый глава Совета министров СССР Николай Рыжков повторно рассмотрел выводы, представленные за три года до этого комиссией ученых под руководством Евгения Велихова. Комиссия рекомендовала «асимметричный ответ» СОИ, который, как считали ученые, будет стоить на порядок меньше, чем полномасштабная ответная программа^{1078}. Сознавал ли генсек, что его неотвязные мысли о «звездных войнах» и коварстве Рейгана противоречат его идеалистическому оптимизму, сквозившему в его «новом мышлении» о проблемах мировой безопасности? Порой это осознание прорывалась в его разговоре в узком кругу. В конце марта 1986 г. на встрече с ближайшим окружением Горбачев стал размышлять вслух: «Может, перестать бояться СОИ? Конечно, не может быть безразличия к этой опасной программе. Но все-таки — избавиться от комплекса [боязни СОИ]. Ведь ставка делается как раз на то, что СССР боится СОИ — в моральном, экономическом, политическом, военном плане. Поэтому на нее и нажимают. Чтобы нас измотать»^{1079}.

Без импульсов извне Горбачеву было трудно перешагнуть внутренние сомнения и барьеры. Два драматических события помогли ему это сделать.

Чернобыль и Рейкьявик

В ночь с 25 на 26 апреля 1986 г. в 1 час 23 минуты произошла авария на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС. В результате взрыва разрушился ядерный реактор и произошел мощный выброс радиоактивных веществ в атмосферу, по масштабам радиоактивного заражения в сотни раз превысивший атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Катастрофа на Украине, как гром среди ясного неба, заставила Горбачева и все советское руководство круто изменить свои представления о безопасности. Вначале почти вся партийная верхушка, а также руководители военно-промышленного комплекса по сложившейся советской практике пытались скрыть трагедию от народа и внешнего мира или на худой конец приуменьшить масштабы ее последствий. По сути, это была та же попытка «не выносить сор из избы», которая обернулась для Советского Союза громадными политическими потерями в 1983 г., когда был сбит корейский авиалайнер.

За рубежом быстро поднялся шум по поводу радиоактивного облака, которое скоро достигло Северной и Центральной Европы. Советские люди узнали о чрезвычайном происшествии из передач иностранных радиостанций. Панические слухи поползли по всему Советскому Союзу, дошли они и до Москвы. Началось массовое бегство людей из Киева и других украинских городов. Советские власти с опозданием на несколько дней начали эвакуировать десятки тысяч людей из зараженной местности. Только за десять лет после Чернобыльской аварии из-за лучевой болезни погибло около 8 тыс. человек. Более 435 тыс. человек потеряли здоровье, получив различные дозы радиации, и эта цифра продолжает расти^{1080}.