Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Горбачев действительно испытывал странную для коммунистического правителя нелюбовь к силовым, военным и административным мерам, что являлось одной из основополагающих черт его характера. Горбачев искренне верил в принцип ненасилия, ставя его во главу угла своей внутренней и внешней политики, а также личных отношений. Его коллеги и соратники подтверждают, что для Горбачева «нежелание проливать кровь было не только критерием, но и условием для его политической деятельности». По их признанию, Горбачев «по характеру не только не способен применять диктаторские методы, но даже прибегать к жестким административным мерам». Недруги Горбачева заявляют, что он «боялся кровопролития», даже когда это диктовалось интересами государства^{1191}.

Нельзя сказать, что одна лишь приверженность идеям «нового мышления» и либеральным ценностям неизбежно должна была привести Горбачева к отречению от силовых методов. Либеральные политики сплошь и рядом применяют силу во имя либеральных целей. Значительное число демократически мыслящих людей и бывших диссидентов впоследствии считали, что позиция Горбачева, полностью отказавшегося от применения силы в период с 1988 по 1991 г., была порочной и, возможно, даже аморальной. Либеральный российский философ Григорий Померанц похвалил Горбачева за решение «отпустить» страны Центрально-Восточной Европы. Но при этом, сказал он, Горбачевым «отпущены были и силы разрушительные», в результате чего в Закавказье, Средней Азии и других регионах Советского Союза начались варварские погромы, этнические чистки, кровавый хаос. «Именно после Сумгаита, почувствовав слабину власти, оживились агрессивные националистические движения». «Воля к насилию копилась год за годом… Первая обязанность государства — удержать этот хаос», — напомнил Горбачеву Померанц. Еще один либеральный интеллектуал, Владимир Лукин, осуждающе заметил: «Жесткость в такой стране, как Россия, а тем более Советский Союз, была нужна»^{1192}.

Пока холодная война в Европе шла к своему завершению, на здании самого Советского Союза образовывались все более глубокие трещины, и это не было простым совпадением. В обоих случаях предпочтения Горбачева, его личные качества сыграли главную, основополагающую роль. На идеологическом уровне советский лидер никогда не разделял между собой окончание холодной войны и достижение успешных преобразований в СССР. Одним из компонентов такого подхода была идея о неприменении силы, возникшая из личной неприязни Горбачева к силовым методам. После трагедии в Тбилиси в апреле 1989 г. (тогда по просьбе руководства компартии Грузии советские войска разогнали демонстрантов, пустив в ход саперные лопатки и слезоточивый газ; погибло около 20 мирных граждан) Горбачев наложил устный запрет на использование военной силы в гражданских конфликтах. И это в то время, когда националистические сепаратисты уже начали растаскивать страну на части. «Отныне без решения Политбюро в таких делах армия не должна участвовать», — сказал генсек, обращаясь к министру обороны Язову. 11 мая, на обсуждении в Политбюро массовых националистических выступлений в Прибалтике, Горбачев заявил: «Мы признали, что и во внешней политике сила ничего не дает. А уж внутри — тем более не должна и не будем к ней обращаться»^{1193}. Примечательно, что таким образом Горбачев отказал республиканским и местным властям в помощи и праве наводить порядок — то, на чем держится государственный суверенитет и что является конституционным правом и долгом главы государства. За некоторым исключением, Горбачев до последнего дня своего пребывания у власти стойко придерживался этого, столь необычного для коммунистического лидера принципа.