Как и другие советские вожди, Горбачев на посту главы государства сыграл ключевую роль в изменении внешнеполитического курса СССР. В конце 1988 г. Горбачев, выступая в ООН, публично отрекся от сталинских принципов внешней политики и отказался от применения силы. Он позволил предать гласности преступления прошлого и разрушить железный занавес, окружавший соцлагерь. Но в результате в течение лишь одного года этот лагерь в Центральной и Восточной Европе развалился. А еще через два года сам Советский Союз взорвался изнутри и распался на 15 независимых государств.
Разумеется, не только политика Горбачева была причиной такой поразительной метаморфозы. Она назревала десятилетиями, подготавливалась длительными и еще мало изученными изменениями. Прежде всего переродились сами советские политические и интеллектуальные элиты. Они все меньше были готовы идти на риск конфронтации, грозящей ядерным уничтожением. Уже в 1953 г. преемники Сталина начали менять вектор внешнеполитического курса — от конфронтации с западными державами к разрядке напряженности. Даже давление Хрущева на Запад с 1958 по 1962 г. при всех его негативных последствиях не было продиктовано чисто агрессивными намерениями: просто советский руководитель с присущей ему прямолинейностью хотел убедить западные державы, что пришла пора завершить холодную войну на приемлемых для СССР условиях. Сменивший Хрущева Брежнев, который четыре года воевал на фронтах Великой Отечественной войны, был твердо уверен, что советский народ заслужил право на долгую мирную жизнь. Для осуществления политики разрядки брежневскому руководству нередко требовалось выбирать между идеологическими принципами классовой борьбы и прагматичной политикой партнерства и сотрудничества с западными капиталистическими державами, и Кремль все больше склонялся к последнему. Брежневская разрядка стала важнейшим мостиком между прошлым, где был осторожный, но опасный сталинский империализм и неистовый хрущевский шантаж, и будущим, когда Горбачеву удалось завершить холодную войну.
Необходимо еще раз подчеркнуть огромное значение идеологии для истории холодной войны в целом и понимания становления и краха советской империи в частности{1248}
. Идеологические факторы способствовали решимости СССР не только противостоять США, но и расширять границы социалистической империи до тех пор, пока в 1970-х гг. эта империя не приобрела воистину глобальный характер. И несмотря на эрозию и загнивание коммунистической веры, несмотря на растущий цинизм в советском руководстве и правящих элитах, все они продолжали формулировать внешнеполитические задачи и говорить о государственных интересах на двух языках: «реальной политики» и марксистско-ленинского учения. При этом одни и те же идеологические факторы могли способствовать прагматичному и более осторожному поведению советского руководства на международной арене, а порой, напротив, толкали его на невероятные просчеты и авантюры. В частности, Сталин, движимый устаревшими или неверными постулатами о борьбе между империалистическими державами за сырье и колонии, невольно помог созданию американо-британского блока, выступившего против советской экспансии на Ближнем Востоке. Немного позже идеологические установки Сталина на неизбежность войн привели к опасной эскалации войны в Корее. Те же искривленные идеологией (и подкрепленные личным опытом) воззрения на мировую политику побуждали Хрущева, Брежнева и других кремлевских лидеров верить в то, что политика с позиции силы рано или поздно заставит США и Запад отступить и согласиться на советские условия. Наконец, идеологический фактор оказал сильнейшее воздействие на поведение Горбачева и во многом ускорил развал СССР. Горбачев, с мессианским пылом продвигавший идеи «нового мышления», отказался от применения силы, даже когда это было необходимо для осуществления его реформаторских проектов, а впоследствии — для сохранения государственности и власти. Советская история закончилась, описав своеобразный чудесный круг: родившись из идеологии революционного насилия, она ушла в небытие под влиянием идеологии ненасилия.