Неудавшийся эксперимент

— Действительно. Леденцов! — крикнул Петельников в соседний зал. — Пошли сюда продавщицу из «культтоваров».

Девушка появилась мгновенно, потому что стояла рядом с инспектором Леденцовым, издали посматривая, как следователь тянет из бутылки.

— Слушаю вас, — вежливо сказала она, ничего не понимая.

Следователь уже не тянул из бутылки — он напряжённо смотрел на ковровый рулон, как на чудовищную анаконду. Инспектор сидел на рулоне не шевелясь, тихо, подобравшись, устремив взгляд в потолок, словно к чему-то прислушивался, но то, что он слушал, было не на потолке, а вроде бы у него внутри.

— Ой! — вскрикнула продавщица и сделала шаг назад: рулон шевельнулся, как живой, шевельнув и Петельникова.

Инспектор вскочил и тремя гребками рук раскрутил ковёр…

В нём вытянуто лежал худой старик, который медленно сел и непонимающе уставился на людей.

Из дневника следователя.

Есть выражение: «вещи служат людям». Смотря какие вещи. Смотря каким людям.

Резец, топор, напильник, коса… — эти служат. Комбайн, самосвал, станок, домна… — тоже служат. Людям, счастье которых не в вещах, — им служат. Людям, которые думают о людях, — им тоже служат.

Но есть другие вещи, созданные для потребления: дамские сапожки, костюмы, меховые шубки, полированная мебель, цветные телевизоры, хрустальная посуда, легковые автомобили, драгоценности… И есть другие люди, которые согласны сократить свою жизнь на три года в обмен на «Москвича»; отдать год жизни за цветастый ковёр и месяц — за импортный галстук. Есть люди, для которых жизнь — лишь возможность приобретать вещи.

Вещи служат людям… Нет, люди служат вещам!

Сегодня выезжал на место происшествия — кража в универмаге. Крупная. Ведь этот вор знает, что его ищут и будут искать. Знает, что следователь не успокоится, пока не кончит дело. Инспектора не перестанут бегать, пока его не поймают. Знает, что и самому больше не будет спокойной жизни. И всё-таки украл — сила вещей и денег перетянула.

Говорят, что вещи служат людям. Какое заблуждение — некоторые люди давно уже служат вещам.

Сторожа доставили в прокуратуру. Старик сидел перед столом, хлопал глазами и, казалось, ещё не проснулся. Рябинин заполнил лицевую сторону протокола, обратив внимание на год рождения свидетеля — ему было всего пятьдесят четыре года. Выглядел он старше: желтоватое сухое лицо, блестящая безволосая голова и согбенные плечи, которые не распрямил даже жёсткий рулон ковра.

— Рассказывайте, — предложил Рябинин, возвращая паспорт.

Сторож удивлённо хлопал ресницами, но всё-таки заговорил:

— Глаза раскрываю, а кругом темь, как у смолу попал…

— Подождите-подождите. Давайте сначала.

Теперь сторож воззрился на следователя, прямо-таки испытывая физическую тяжесть, словно ему предложили решить дифференциальное уравнение.

— Откудова?

— Ну, с самого начала.

— Это, значит, откудова?

Пожалуй, сторож был прав: смотря что полагать за начало.

— С момента принятия магазина.

Он вздохнул, разгладил лацканы пиджака, покосился на таволгу и сказал:

— Обыкновенно. Продавцы ушли, замки на месте, седаю в будку и сидю. То есть сижу.

— Дальше.

— Чего дальше?

Пособия по тактике допроса рекомендовали выслушивать показания свидетеля в форме свободного рассказа. Рябинин понял, что свободного рассказа не будет — нужно тянуть информацию по ниточке, по жилочке. Странно: ведь сторож должен захлёбываться словами после этого ковра. А может, он слишком потрясён, чтобы говорить? Или замешан в этой краже? Тогда почему оказался в рулоне и почему проспал там почти весь день?

— Как вы оказались в ковре? — прямо спросил Рябинин.

Сторож вежливо кашлянул на таволгу и тихо ответил:

— Бог его знает.

— Что вы дурачка-то строите? — не сдержался Рябинин.