Сбежать бы с линии жизни праведной, мне отмереной.Прижать к себе тебя, выходящую из вагона.Я не твой принц – я беспринципный и без мерина.Я – вор пространства,а ты – вор времени вне закона.Украсть бы эти пейзажи цвета надрывно-серого.Где свет заканчивается в тумане седом залива.Украсть бы эти пассажи грусти твои из серии«я никогда не была счастливой».Сорвать со стен фотографии черно-белыеквартир со всеми твоими забытыми в них ключами.В квартирах были чужие лица, и ты так пела им,что эти лица бы стали плачущими свечами,но без огня; хоть бы из ничего, из воздуха.Воск и фитиль остаются, увы, фитилем и воском.Там, где другие льют море слез, ты проходишьпосуху.Там, где другие решают сердцем, я чую мозгом.Я – вор пространства, а ты – вор времени.Соответствуй же.Кради минуты, чтоб их затем обратить в слова.А я сворую тебя у прочих без капли вежливости,приговоренную без свидетелей целовать.Кради мой возраст, что априори не верен в паспорте.Кради безвременье, что на лбу морщиною пролегло.И мысль неясная заухает вдруг неясытью,когда коснувшись моей руки,разобьешь стеклочасов подаренных, а вагон самоуничтожится,и мы окажемся вне времени. Вне пространства.Где ты заместо коронно-фирменного «Ну что же тыстоишь и медлишь?»скажешь мне третье «Здравствуй».«За игру виртуозную на ноутбучных клавишах…»
За игру виртуозную на ноутбучных клавишах,будто на фортепьяно размером с улицу,ей обещана пуля в лоб, но никак не Пулитцер.За уменье принять во лбу разрезную пулю занечто большее, вот бумага, такой расклад пиши:«Ей обещано русское поле размером с кладбище».И когда все другие в сутолоке ссутулятся,отклонившись от курса общего, ты – откланяешьсяи захочешь впервые то ли напиться пьяным,то ли меч наголо́ и остричься на́голо,помня, что рассказывала она:«Крышка гроба и крышка черного фортепьянопод собой сохраняют музыкуо-ди-на-ко-во.Даже если имя ей тишина».«Свинцовый город– пуля в револьвере…»
Свинцовый лёд под кожей у эстета.
Свинцовый лёд в глазах поэта.
(Сергей Никитенко)