Винсент Ван Гог.
Ночная терраса кафе. Cafeterras bij nacht. Terrasse du cafe le soirВ повествовании Гогена имеются и другие совершенно явные несостыковки. Анализируя утверждения автора «Прежде и потом», Пьер Декс пишет: «
Записи Гогена действительно мало что проясняют, кроме того что первоначально полицией он был обвинен в убийстве, а затем в причинении увечья Ван Гогу. В связи с этим очевидно, что рукопись Гогена не в последнюю очередь преследовала цель его реабилитации. И это ему неплохо удалось, в том числе благодаря тому, что трагические события в «желтом домике» по счастливому для Гогена стечению обстоятельств сопровождались вспышкой психического заболевания Ван Гога. Поэтому
А были ли на самом деле факты, о которых свидетельствует Гоген, и, в частности, эпизоды со стаканом абсента, а тем более нападением с бритвой? Ведь эти утверждения, кроме слов самого Гогена, абсолютно ничем не подтверждены.
Гоген был физически сильным и далеко не робкого десятка человеком, а постоянные ссоры, скандалы и даже драки, в том числе и с недавними друзьями, в сущности, были его стихией. В данной же ситуации он чего-то очень сильно испугался. Спрашивается, чего? К тому же его финансовое положение не позволяло ему без самой крайней необходимости тратиться на гостиницу.
Хотя Гоген всерьез подумывал о том, чтобы покинуть Арль, его более чем поспешный отъезд представляется достаточно странным и уж абсолютно не подготовленным. В спешке, ретировавшись из «желтого домика», Гоген оставил у Ван Гога свои картины и этюды, которыми очень дорожил, а также ряд личных вещей, в том числе некоторые не вполне обычные предметы, о которых речь пойдет чуть ниже.
Будучи человеком, не лишенным меркантильности, удирая из Арля, Гоген не поставил вопроса о получении компенсации за мебель, в приобретении которой он принимал участие.
Перед своим скоропалительным отъездом, а по существу бегством из Арля, Гоген, по его словам, попросил полицейского комиссара передать Ван Гогу более чем странную фразу:
«Пожалуйста, сударь, разбудите этого человека как можно осторожнее и, если он обо мне спросит,