Неудобное наследство: Гены, расы и история человечества

По лаконичному выражению Адама Смита, «для того, чтобы поднять государство с самой низкой ступени варварства до высшей ступени благосостояния, нужны лишь мир, легкие налоги и удовлетворительное правосудие; все остальное сделает естественный ход вещей» [23]. Но здесь есть недомолвка. Мир, легкие налоги и правосудие в истории редко встречаются вместе. Только Европа реализовала эту магическую формулу, которая стала основой ее неожиданного подъема в мире.

Адаптация к разным обществам

В своей книге «Богатство и бедность народов» (The Wealth and Poverty of Nations: Why Some Are So Rich and Some So Poor) экономический историк Дэвид Лэндис исследует все факторы и каждый из них по отдельности, чтобы объяснить подъем Запада и стагнацию Китая, и приходит к выводу, что ответ заключается в характере людей, в их природе. Лэндис приписывает ключевое влияние культуре, но описывает ее таким образом, что подразумевает под ней расу.

«Изучение истории экономического развития недвусмысленно указывает на то, что главной причиной различий является культура, — пишет он. — Посмотрите, как работают предприятия, принадлежащие иностранным общинам: китайцам — в Восточной и Юго–Восточной Азии, индийцам — в Восточной Африке, ливанцам — в Западной Африке, евреям и кальвинистам — практически по всей Европе и т. д. и т. п. И все равно культура, подразумевающая глубинные ценности и установки, руководящие поведением народа, пугает ученых. В этом понятии им слышится серный запах расы и наследственности, представляется нечто такое, что неспособно к изменениям» [24].

Серный запах или какой–нибудь другой, но культура каждой расы, имеет она генетическую основу или нет, — это именно то, что, по предположению Лэндиса, породило разницу в экономическом развитии. Если учесть своеобразие европейских обществ и время, в течение которого они шли собственным путем развития, — по меньшей мере 1000 лет, социальное поведение европейцев вполне могло стать генетической адаптацией к трудностям выживания и достижения успеха в европейском обществе. Собранные Кларком данные по снижению уровня насилия и росту грамотности с 1200 по 1800 г., рассмотренные в главе 7, говорят в пользу этой возможности.

Хотя для китайской популяции аналогичных данных не существует, это общество обладало характерным своеобразием еще дольше — по меньшей мере 2000 лет, и интенсивное давление отбора на выживание, описанное в главе 7, должно было адаптировать китайцев к их обществу точно так же, как европейцы приспосабливались к своему.

Психологи, изучающие поведенческие особенности в европейских и восточноазиатских популяциях, обычно приписывают все различия исключительно культуре. С точки зрения эволюции это не совсем верно. Социальное поведение общества — главный фактор его выживания. Социальное поведение должно быть настолько же тесно взаимосвязано с преобладающими условиями жизни, как и очевидные признаки, различающиеся у разных рас, такие как цвет кожи или волос.

Институты, характеризующие общество, представляют собой смесь форм поведения, обусловленных культурой и находящихся под влиянием генетических факторов. Культурный компонент можно распознать по тому, насколько быстро он меняется, несмотря на консерватизм многих институтов. Война, например, является институтом во всех человеческих обществах, но как будет реализована эта генетически сформированная склонность, зависит от культуры и обстоятельств. Германия и Япония построили милитаристские общества до и во время Второй мировой войны, но сейчас обе эти страны стали решительно миролюбивыми. Это изменение — культурного характера, поскольку произошло слишком быстро, чтобы расцениваться как генетическое. Вряд ли можно сомневаться, что оба народа сохраняют склонность к воинственности и реализуют ее, если в этом будет необходимость.