Неудобные люди

Кухню заволокло небытием – молчанием, ничем, даже запахи перестали чувствоваться. Крис опустила голову и тыкала вилкой в тарелку. Чувствовала, как наливаются магмой щеки и уши.

– Он, конечно, такой женоподобный, я это сразу заметила. Но я всё равно думала, что вы…

– А что, это проблема? Женоподобный. Тоже мне. Называла б уж вещи своими именами, раз на то пошло. – Крис. Не получив ответа, продолжила: – Ну, мы закончили? Все довольны?

Мать пробормотала что-то невнятное и замолчала.

– Что? – переспросила Крис.

– Развели тут Содом и Гоморру. – Теперь мать тыкала вилкой одинокие куски мяса, не решаясь их съесть.

– А-а, так теперь лучше бы я с ним встречалась, да? Класс. Ты бы его, наверное, еще в спецшколу отправила. Нет у вас там для таких?

Крис резко отъехала на стуле чуть ли не на метра полтора. Спасибо, Сережа, я наелась.

– Крис, подожди, – отчим привстал.

– Не надо, – ответила она уже из коридора. – Я к себе.

Сидеть осталась только Кристинина мать – с опустошенным взглядом и, кажется, напрочь заблокированной возможностью принимать пищу через рот. Так ей и надо, подумала Крис, уходя. Инфаркт еще пусть словит.

Из-за угла она услышала далекий, надрывным шепотом диалог между матерью и ее мужем:

– Ты посмотри. Почему всё не как у людей?

– Да ладно тебе.

– Ну почему, почему, по-нормальному-то нельзя, что ли, или что?

– Ну, не твой же.

– Да уж. Ладно, хоть ничего с ней не сделает.

Крис от злости тяжело задышала, чувствовала, как ноздри раздулись палящими кратерами. Она прошла – пробежала – по коридору, минуя родительскую и гостевую, залетела в свою комнату и закрыла дверь на ключ. Слава богу, в этой квартире двери закрывались на ключ, не то что в прошлой, когда жили у бабки.

В широкой вазе на шкафчике стояли тюльпаны. Букет, купленный Сережей еще на далекое Восьмое марта, свисал десятками цветов, опустившимися головами после праздничной службы (долго простоял, в воду насыпали сахар).

– Ну что? Успокоилась?

– Да я давно.

– Ага.

Сережа промолчал и поставил перед Настей кружку заваренного успокоительного сбора. Не наблюдая эффекта, через пару минут налил ей полный бокал белого сухого. Бокал был большой, даже какой-то неправдоподобно большой был бокал.

– Всё равно это как-то странно. Что она с ним, а он…

– Вот ты прицепилась. – Сережа налил и себе. Настя сидела еще обескураженная. – Сдался тебе он. Он же тебя вообще никак не трогает.

– Ну да. Не знаю. Ну… ну да.

Сережа подошел к Насте и шутливо похлопал по плечу.

– Ладно. Давай хватит об этом.

– Да я только за.

– Просто понимаешь, я же о ней думаю. С кем она вообще там общается?!

– Да все уже поняли, что ты о ней думаешь. Думаешь, заботишься, все дела.

– Нет, а дальше кто? Фашисты?

– Я что-то не вижу связи.

Молчали.

– Сегодня опять поздно вернулся? – Настя посмотрела.

– Да кто бы говорил! Я хоть ужин успел приготовить. А ты вообще приехала в девять.

Н-да. Пару месяцев назад Настина жизнь была спокойной, без нервотрепок от класснухи Крис, без переживаний за Диму (интернат! интернат!! как до этого вообще можно было додуматься), без этой суки Динары, с уравновешенным мужем, и вообще была тихой, сериальной, бессмысленно многосерийной эта жизнь. Когда Настя думала, что чего-то ей не хватает, какого-то смысла, пользы от нее, она хотела вот этого?

– Ладно, а помнишь, я тебе говорила про Диму и родителей?

– Ну, помню.

– Ты подумал?

– Слушай, я… Знаешь, я не думаю, что хорошая идея. Мы всё-таки чужие, и вот так вмешиваться? Тем более они вряд ли послушают какого-то логопеда, раз уж раньше…

– Да в том и дело! Я хочу с ними не как логопед. Поэтому и прошу тебя помочь.

– Не знаю. Мне кажется, это слишком. Что ты так за него вообще?

– Ты просто не понимаешь!

– Не понимаю.

Настя не стала объяснять – да и могла ли объяснить, хотя бы самой себе – сколько этот мальчик значит для нее. Что дело не только и не столько в несправедливости как таковой. Дело в несправедливости именно для Димы, для ее Димы.

– Я уже и не жду этого. Просто прошу помочь.

– Ну ладно, окей, но… если что не так пойдет, понимаешь, что это ты виновата будешь?

– Да. – Настя посерьезнела. – Понимаю, конечно. Но надо попробовать. Может, хоть так получится.

– Что-то я сомневаюсь.

– Слушай, тебя я просто прошу посидеть со мной час. Полчаса. А то, что сомневаешься, мог и не говорить, я и так на нервах вся.

– Ладно-ладно, прости. Так что… ты позвонишь или как это будет?

– Я пока еще думаю. Но надо это поскорее.