Неудобные вопросы и непредвзятые ответы

Отмена смертной казни дает больше возможностей для пастырской работы с оступившимся и для его собственного покаяния. К тому же очевидно, что наказание смертью не может иметь должного воспитательного значения, делает непоправимой судебную ошибку, вызывает неоднозначные чувства в народе. Сегодня многие государства отменили смертную казнь по закону или не осуществляют ее на практике. Помня, что милосердие к падшему человеку всегда предпочтительнее мести, Церковь приветствует такие шаги государственных властей. Вместе с тем она признает, что вопрос об отмене или неприменении смертной казни должен решаться обществом свободно, с учетом состояния в нем преступности, правоохранительной и судебной систем, а наипаче соображений охраны жизни благонамеренных членов общества».

Мы подчеркнули в этом тексте ключевые фразы, позволяющие яснее увидеть позицию Церкви. Вопрос о смертной казни – вместе со множеством других политических, юридических и экономических вопросов – решается обществом, гражданской властью, а не Церковью. Отдавая предпочтение милосердию над беспощадностью, Церковь признает законность и того, и другого решения.

«Но неужели Церковь не должна употребить свой авторитет, – спросите вы, – чтобы утвердить законы на принципах милосердия?» Оказывается, нет – и приведенный отрывок из «Основ социальной концепции» дает тому ясное обоснование. Глубокая ошибка – ожидать от уголовного права соответствия небесному идеалу... Цитируя русского философа Вл. Соловьева, тот же соборный документ (раздел IV.2) напоминает: «Задача светского закона – не в том, чтобы лежащий во зле мир превратился в Царствие Божие, а в том, чтобы он не превратился в ад».

– А как быть с палачом? Я не представляю, как можно хладнокровно застрелить или повесить человека не на войне, пусть и преступника, но того, который не может защититься? А что будет с душой этого человека, которого мы нанимаем совершать смертный грех? Выходит, желая себе спокойствия, мы, христиане, соглашаемся с тем, что душа палача обречена на погибель?

– Этот вопрос продолжает собою предыдущий, и ответ на него со всей очевидностью следует из предыдущего. Если исполнение законного смертного приговора хоть и признается нежелательным, но в принципе не отвергается Церковью, то и его исполнитель не совершает греха и не подлежит нравственному осуждению.

На этом можно было бы смело поставить точку, но в тексте вопроса слышен некий эмоциональный надрыв, который заслуживает серьезного внимания. Эмоции здесь составляют нам дурную услугу: увлекаясь ими, мы оказываемся неспособны на трезвое, уравновешенное осмысление проблемы.

Говоря о смертной казни, давайте вспомним, что ответственность за возможный грех убийства (если, к примеру, есть сомнения в обстоятельствах дела) берет на себя судья. Почему же вас ужасает не судья, а именно палач? Не потому ли, что по книжкам и фильмам мы составляем образы респектабельного господина в мантии и маньяка с налитыми кровью глазами?..

Далее, вы противопоставляете палача солдату, идущему в бой против вооруженного противника. Но представим себе не пехотинца в противогазе с автоматом, а артиллериста в бетонном каземате, километров с пятнадцати из-за линии фронта, наводящего орудие на скопление пехоты... Чем он-то отличается от исполнителя смертного приговора? А если остались сомнения, подумайте о летчике, который уходит в облака, чтобы в нужной точке над спящим миром нажать на рычаг бомбового люка.