Неугомонные бездельники

Мы налегли изо всех сил, но - увы! И я, холодея, понял, что Генку нам не вытащить!.. Это значит - опустить, а потом просить Ширминых открыть замок или выпиливать в заборе дыру. Тетя Зина садик, конечно, не отопрет даже для Генки, которого почти целовала после концерта, поднимет шум, соберет народ и будет показывать нашего баяниста, как зверька в клетке, и мы будем посрамленно стоять тут же, три мужественных богатыря! А пилить услышат, и достанется еще больше. За секунду промелькнуло у меня в голове это позорище, а веревка - ширк! - и проскользнула в усталых руках на несколько сантиметров.

Генка, почуя неладное, задергался сильней.

- Сейчас! - бросил я зло. - Ну что, ребя?

- Кажется, наелись, - съязвил Борька.

- Я спрашиваю, что делать, а не ха-ха-ха! - рассердился я.

И тут по двору звучно прокатился ласковый оклик:

- Ге-ена-а!..

А из садика Ширминых ему преданно отозвалось:

- Ык! - Генка начал икать.

- Генк, потерпи! - прошипел я. - Потом наикаешься.

- Ык!

Ужас! Теперь мы точно пропали!.. А тетя Тося все генкала, она была не из тех родителей, что крикнул раз и - домой, она без сына не уйдет, а двинется на розыски по нашим квартирам и всех всполошит.

- Ребя, ну что? - простонал я.

- Надо чьего-то отца звать, у кого добрей, - сказал Борька.

- Да от любого влетит!

- Тогда уж дядю Федю, - пропыхтел Славка.

- Точно! Борька, дуй к нему, - мол, так и так, скорей.

Дядя Федя явился через две-три минуты, в белой рубахе, как привидение. Он молча и быстро все обследовал, встал боком на край и давай поднимать Генку вертикально. Вытянет с полметра веревки, перегнет - мы держим, вытянет, перегнет - мы держим... Славка сопел, во мне дрожали все жилки, но, когда дядя Федя, как огромную лягушку, с растопыренными и полусогнутыми ногами, выудил, наконец, Генку и поставил на крышу, я, не веря в спасение, продолжал сумасшедше сжимать веревку и упираться в желоб.

Дядя Федя спускался первым. С лестницы он шагнул одной ногой на крыльцо, поснимал нас и завел в кухню. Я бухнулся на мягкий диван и сидел сколько-то с закрытыми глазами, потом услышал, как Генка пьет, унимая икоту, и тоже попросил пить. Кружка пошла по кругу.

- Ну, очухались немного? - спросил дядя Федя, закуривая. - В следующий раз под веревку ставьте блок, чтобы уменьшить трение, иначе плохо кончите.

- Следующего раза не будет, - сказал я.

- Ну, а вдруг?

- Не-не-не, дядя Федя, не будет! - энергично уверил Генка, почувствовавший себя совсем бодро. Еще бы - раскатывал, а у нас кишки трещали.

- Да, пожалуй, не надо больше, - согласился дядя Федя. - А потянет лезьте в мой огород. Честное слово, я им нисколечко не дорожу.

Генка встал и заявил:

- И огородов больше не будет! Я их не пущу! - Он обвел нас сверкающими глазами, подошел вдруг ко мне и отчеканил: - Товарищ комиссар, ваш приказ выполнен! - и рванул из штанов рубаху.

На колени мне выпал ворох ранеток.

Тут постучали. Я схватил с диванного валика полотенце и кинул его на ранетки. Вошла тетя Тося, строго улыбающаяся.

- Можно, Федор Иванович?.. Вот они! У Бориса - нет, у Юры - нет, иду к Володе и вспомнила, что есть еще дядя Федя! Чем это вы так поздно занимаетесь?

- Ранетки, мам, воруем! - легко сказал Генка.

- Пора, воришки, по домам! - Тетя Тося еще сильнее улыбнулась. Гена!.. Всех, всех гоните, Федор Иванович, а то они до утра готовы... До свидания, извините.

Веселые Головачевы ушли, а мы, подавленные, остались молча сидеть.

ЧУЖОЙ ДВОР

Ну, Генка! Ну, тихоня! Поболтался двадцать минут на веревке и так осмелел, что "Союз Четырех" выдал... Едва я очутился в постели, как задумался - бить его завтра за эту смелость или не бить? Но думал недолго - у меня сразу отнялись руки и ноги, потом живот перестал урчать от выпитого молока, а потом я не помню, что еще отнималось. А утром сообразил, что бить нельзя. Ведь и мы выдали совершенно секретную операцию. И чья выдача страшней - вопрос. Не поголовный же мордобой устраивать!.. Странно, что общие дела нам удаются на пять с плюсом, а чуть свои - провал с треском!.. Вон мы как лестницу отремонтировали - даже какие-то женщины похвалили, как говорила мама. А взять, наоборот, ту камеру, например, - сколько страхов с ней было!.. Или вот двор - мы его прямо вылизали! Сутулый Лазорский как увидел, аж распрямился!.. А что вчера? Ужас! Спасибо еще дяде Феде, а то вообще было бы!.. Правда, пришлось все рассказать ему о наших союзах и делах. А меня вдруг дернуло, и я объявил, что мы боремся за освобождение двора. Славка с Борькой глаза выпучили, а дядя Федя спросил: "То есть долой огороды?" И я ответил: "Да!" Это ему понравилось, и он сказал, что мы можем без борьбы хоть сейчас взять его огород. Но пять метров - это мало, надо метров двадцать, огорода четыре, чтоб играть и не оглядываться. А кто даст? Скорей умрут! Но я повторил, что мы будем бороться!

Надо было добавить: по-всякому!

Даже концертом!