– Еда на столе, – бесцветным голосом прошелестела Юдифь, выходя вперед; ее горящий взор был устремлен на Сифа. – Но прежде, дочь Роберта Поста, познакомься со своей тетей Адой Мрак.
И она взяла Флору за руку (та порадовалась, что сняла чистые перчатки) и подвела к фигуре в кресле с высокой спинкой.
– Мама, – сказала Юдифь, – это Флора, дочь Роберта Поста. Я вам про нее говорила.
– Добрый вечер, тетя Ада, – любезно проговорила Флора, протягивая руку.
Однако тетя Ада не ответила, лишь крепче сжала в пальцах «Еженедельный бюллетень молокозаводчика с рекомендациями по содержанию крупного рогатого скота» и тихо, без всякого выражения, произнесла:
– Я увидела в сарае нечто мерзкое.
Флора вопросительно глянула на Юдифь. Остальные члены семейства, пристально наблюдавшие за происходящим, испуганно зашептались.
– Она сегодня плоховато соображает, – сказала Юдифь, невольно косясь на Сифа (тот в углу жадно уплетал холодную говядину). – Мама, – проговорила она громче, – вы меня узнаете? Это Юдифь. Я привела Флору Пост, дочь Роберта Поста.
– Нет. Я увидела в сарае нечто мерзкое, – повторила тетя Ада Мрак, беспокойно поводя глазами. – Это случилось жарким полднем… шестьдесят девять лет назад. Когда я была не больше болотной паички. И я увидела в сарае нечто ме…
– Может быть, ее это вполне устраивает, – заметила Флора. Она изучила волевой подбородок тети Ады, ясные глаза, плотно сжатый рот, хватку, которой та сжимала «Еженедельный бюллетень молокозаводчика с рекомендациями по содержанию крупного рогатого скота», и пришла к выводу, что если тетя Ада безумна, то она, Флора – один из братьев Маркс.
– Увидела в сарае нечто мерзкое! – внезапно взвизгнула тетя Ада и ударила Юдифь по голове «Бюллетенем молокозаводчика». – Нечто мерзкое! Уберите это! Вы злые и хитрые! Хотите уйти и оставить меня одну в сарае! Но вы не уйдете! Никто из вас! Никогда! Скоткраддеры живут в «Кручине», сколько она стоит. Вы все должны быть со мной всегда. Юдифь, Амос, Иеремия, Урк, Анания, Азария, Эльфина, Кипрей, Сельдерей Рувим и Сиф. Где Сиф? Где мой голубочек? Иди сюда, Сиф.
Сиф, дожевывая на ходу хлеб с говядиной, протиснулся через толпу родственников.
– Я здесь, бабушка, – заворковал он. – Я никогда тебя не брошу. Никогда.
(«Не смотри на Сифа, женщина, – страшным голосом зашептал Амос в ухо Юдифи. – Ты все время на него смотришь».)
– Хороший мой мальчик… нюнечка моя… тетешка, – бормотала старуха, гладя Сифа по голове «Бюллетенем молокозаводчика». – Какие мы сегодня нарядные… Что это? Что это на тебе? – Она дернула его за смокинг. – Где ты был, внучек? Расскажи бабуле.
Ее ясные глаза под тяжелыми морщинистыми веками внимательно изучали его наряд, и Флора поняла: старуха все знает. Оставалось только спасти лицо, пока не грянул гром. Она набрала в грудь воздуха и сказала громко и четко:
– Он был в Бодягшире на балу в честь двадцатиоднолетия Ричарда Кречетт-Лорнетта. И я тоже. И Эльфина. А также мой знакомый Клод Харт-Харрис, которого тут никто не знает. Более того, тетя Ада, Эльфина и Ричард Кречетт-Лорнетт помолвлены. Свадьба будет примерно через месяц.
Из тьмы подле раковины донесся душераздирающий вопль. Все вздрогнули и повернулись в ту сторону. Вопил Урк. Он лежал лицом в миске с бутербродами и содрогался всем телом, держась рукой за сердце. Мириам, наемная прислуга, робко погладила его по затылку натруженной рукой, но Урк оттолкнул ее движением пойманного хорька.
– Моя водяная крыска, – причитал он. – Моя водяная крыска…
Все разом зашумели и задвигались. Тетя Ада методично била всех «Бюллетенем молокозаводчика» и пронзительно взвизгивала:
– Я увидела!.. увидела!.. я сойду с ума!.. я не вынесу!.. Скоткраддеры живут в «Кручине», сколько она стоит. Я увидела в сарае нечто мерзкое… нечто мерзкое… мерзкое… мерзкое…
Сиф встал перед бабушкой на колени и, держа ее руки в своих, заговорил мягко, словно утешая больного ребенка. Флора оттащила Эльфину в угол, к столу, подальше от кутерьмы, и теперь задумчиво совала той бутерброды, не забывая, впрочем, и себя. Она уже не надеялась лечь сегодня в постель. Было почти половина третьего, и все явно собрались сидеть до зари.
В кухне было несколько незнакомых ей женщин. Они незаметно скользили в полутьме, пополняя запасы хлеба и масла на столе, и по временам плакали в уголке.
– Кто это? – спросила Флора Эльфину, с интересом указывая на одну из них. У нее был совершенно плоский бюст и лицо, как у птенца: огромные выпученные глаза и острый нос, и она рыдала, зарывшись с головой в шкафчик для обуви.
– Бедняжка Ранетта, – сонно отвечала Эльфина. – Я так счастлива, только мне ужасно хочется спать, а тебе?
– Мне тоже. Так, значит, это Ранетта? А почему, если мой вопрос не бестактен, на ней вся одежда мокрая?