Неуютное море

С бака, топая по гофрированным крышкам трюмов, к корме неслись Федя и Пиварь.

Капитан добежал первым. Он увидел искаженное страхом лицо матроса. Волосы у него слиплись. Шапку унесло водой. Карданов схватил Смирнова за воротник ватника и сразу же почувствовал, что руки Володи разжались. Карданова потянуло за борт. Боцман и Пиварь подбежали одновременно. Они подхватили Смирнова и с усилием вытащили на палубу.

— Как же это ты, а? Как же? Я тебя позвал, а ты… — спрашивал сконфуженно Пиварь. Он считал себя виноватым в том, что Смирнова смыло за борт.

Володя сидел на трюме, глупо улыбался, ему было стыдно, оттого что он причинил всем столько волнений, и радостно, оттого что он жив. За бортом было очень страшно.

— Хватит сидеть, — строго сказал Карданов. — Идти можешь? Тогда ступай немедленно в баню. Прогрейся. На вахту не выходи.

— Что вы, Андрей Андреевич, — запротестовал Володя. — Я же здоров. Сейчас переоденусь…

— Не разговаривай, — подтолкнул его капитан.

Смирнов побежал в кубрик.

— Вот боцман, что бывает, когда вовремя не принимают мер предосторожности. Немедленно натяните леер. И без надобности по палубе не ходите. Чуть человека не потеряли.

— Виноват, Андрей Андреевич. Учту. Пошли, Степан Прокофьевич, — быстро проговорил Федя.

— Как это его угораздило, товарищ капитан? Я его позвал… А он вместо того, чтобы за люк держаться, по самому краю пошел, — не успокаивался Пиварь.

— Человек первый раз в море, следить за ним надо.

Поднявшись на мостик, Карданов нашел там старпома. Бархатов стоял с укоризненно поджатыми губами, всем своим видом говоря: «Ну что? Я предупреждал».

Ему очень хотелось сказать капитану что-нибудь едкое. Услышав вздох Карданова, он насмешливо проговорил:

— Вздыхаете? Вздыхать, товарищ капитан, — последнее время Бархатов избегал называть Карданова по имени-отчеству, — надо было на улице Герцена, когда набирали команды. А теперь что ж. Поздно. Пожинаем плоды…

— Я вздыхаю оттого, что у такого опытного старшего помощника не был протянут на судне штормовой леер.

Бархатов опешил. Упрек попал «не в бровь, а в глаз». Старпом, и никто другой, должен был отдать распоряжение о том, чтобы натянули леер. Бархатов промолчал, потоптался еще в рубке, поправил лежавшую на столе карту и ушел.

На траверзе острова Жужмуй ветер усилился. Качать стало сильнее. То и дело на палубу забрасывало гребешки волн. Самоходка чаще шлепала днищем о воду, чаще слышались удары, похожие на выстрелы. При внимательном наблюдении можно было заметить, как изгибается на волне корпус.

Тоня Коршунова открыла дверь из камбуза и смотрела на черные маслянистые волны с белыми шипящими гребнями. Когда самоходка ударяла днищем о воду, девушка вздрагивала. Ей было немного страшно, ее мутило, но она всеми силами старалась не показать этого. Кастрюльки вели себя неспокойно. Они скользили то к одному краю плиты, то к другому, то и дело готовясь соскочить на палубу. Тоня пыталась связать их полотенцем, но из этого ничего не вышло.

Как всегда, на помощь пришел Болтянский. Он заглянул на камбуз, увидел позеленевшую, расстроенную Тоню, безуспешно боровшуюся с кастрюльками, и сразу понял серьезность положения. Она обрадовалась, когда появился Семен:

— Шторм-то какой, Семен Григорьевич! Всё скрипит, удары такие сильные. Не разломаемся мы, как вы думаете?

— Что вы, Антонина Васильевна. Какой же это шторм? Так, легкая зыбь. А то, что под днище поддает, — нормально. «Ангара» наша крепкая, любую волну выдержит. Ничего не бойтесь, принцесса: пока я жив, вы обеспечены, как говорят у нас на юге. Сейчас я вам закреплю кастрюли.

Болтянский исчез, но через минуту появился снова с мотком проволоки в руках. Он ловко привязал каждую кастрюлю к плите. Теперь даже при большом крене они стояли неподвижно.

— Ну вот, — удовлетворенно сказал механик. — Никуда не денутся. Вы не укачиваетесь, случайно?

— И не думаю, — прошептала Тоня, с отвращением глядя на волнующееся море.

— Это хорошо, — понимающе кивнул головой Болтянский. — Но на всякий случай вот вам лимончик. Кому-нибудь дадите, кто укачается. — Болтянский вытащил из кармана большой пупырчатый лимон. — Говорят, очень помогает. Теперь я должен идти. До свидания, дорогой шеф.

— Побудьте еще немного, Семен Григорьевич! — испуганно воскликнула Тоня. — С вами веселее.

— Рад бы, да надо идти на вахту.

Механик ушел, а Тоня схватила нож, отрезала толстый кусок лимона и сунула его в рот.

Болтянский спустился в машину. Там было тепло. Пахло отработанным маслом. Привычно стучали клапана моторов. Качало меньше, чем на палубе. Второй механик что-то записывал в машинный журнал. У пульта управления на табурете сидел, опустив голову со спутанными волосами, моторист Бабков.

— Укачался? — спросил стармех, подходя к мотористу.

Тот утвердительно кивнул головой.

— Ничего, Бабков, пройдет. От этого не умирают. Я тебя сейчас вылечу. Первое лекарство от морской болезни — работа. Принеси поддон с болтами, возьми керосин и расходи все гайки. Понял? Ну, живее. Про качку не думай.