Неуютное море

Впервые за долгое время он назвал капитана по имени и отчеству. Теперь, когда опасность стала реальной, придвинулась вплотную, он хотел быть рядом с капитаном. При всех своих недостатках, Бархатов был настоящим моряком. Сейчас он забыл о личной неприязни к Карданову, о зависти к счастливому сопернику. Он ясно сознавал, что и от его мужества и опыта будет зависеть исход борьбы со стихией.

— Я обойду всё судно, Андрей Андреевич, пока можно ходить по палубе. Разрешите?

— Идите, — коротко ответил Карданов. И хотя больше ничего не было сказано, Бархатов понял, что капитан рад его приходу.

Море уже бесновалось. Пришли те волны, которых ждал и боялся Карданов. Они неслись по палубе, начиная свой разбег с полубака, в ярости ударяли в переднюю часть надстройки, пытались приподнять крышки люков. Палуба — блестящая, необычно чистая — появлялась и тотчас же исчезала под злобными потоками вспененной воды. «Ангара» взлетала на гребень волны, дрожала мелкой дрожью. Бешено вращались винты. Капитан почти физически ощущал, как ожесточенно борется слабое судно с морем.

Когда средняя часть самоходки уходила под воду, казалось, что нос и корма плавают отдельно. Ветер уже не пел в вантах. Он ревел угрожающе и непрерывно. В воздухе летала мельчайшая соленая водяная пыль. Она оседала на лице, губах, разъедала глаза. Ветер могучей ладонью давил «Ангаре» в грудь, толкал ее назад, уменьшая и без того потерянный из-за волнения ход. Облака слились в одну сплошную черную тучу. День походил на поздний вечер, — так мрачно стало кругом.

В рубке у окон стояли Ирина и Бархатов. Шмелев сосредоточенно смотрел в компас, стараясь удержать судно на курсе. Карданов тяжело навалился на телеграф. Он только что вернулся из радиорубки. Капитаны сообщили, что пока всё в порядке, но самоходкам сильно достается. «Шилку» заливало, ставило то бортом, то носом к зыби. Из-за этого «Лангуст» сбавил ход. Его сильно качало. Казалось, что мачты траулера ложатся на воду.

— Сколько баллов, Ирина Владимировна? — не оборачиваясь, спросил Карданов.

— Семь.

— Предел для наших судов.

— Больше не будет, Андрей Андреевич.

— «Не будет!» — передразнил Ирину Бархатов. — В Юшаре было бы спокойнее. Поручили каким-то девчонкам такое серьезное дело. Тоже мне пророки!

— Критикой займетесь потом, — холодно проговорил Карданов. — Решение принял я.

— Она должна была вам доказать, что выходить нельзя, имея в тылу циклон.

— За выход я несу не меньшую ответственность, чем капитан. Решение правильное, — сухо сказала Ирина. Если бы мы остались в Юшаре, то, может быть, никогда бы не провели самоходки. Пришлось бы возвращаться.

Ирина замолчала и снова уставилась в окно.

Сколько времени прошло с тех пор как начался шторм, Карданов не заметил. Спустился вниз Бархатов, ушла обрабатывать полученные по радио материалы Ирина, встал к штурвалу Тюкин, а капитан всё так же неподвижно стоял у телеграфа, не чувствуя усталости. Он мучительно желал только одного — чтобы прекратился ветер, чтобы не слышать его воющего голоса.

На коротком штурманском диванчике сидел сменившийся с вахты Шмелев. Ему не хотелось идти в каюту. Им овладело странное безразличие. Скорее бы всё кончалось. Дернуло же его идти на эти душегубки! Ведь знал, что суда речные. Ему было непривычно страшно. Он взглянул на широкую спину капитана. Стоит, молчит, как сыч. Сидеть на диване неудобно, кладет то на один, то на другой борт. Надстройка скрипит как немазанная телега. Боцман приходил докладывал, что многие двери на судне не закрываются. Произошла деформация корпуса. Проклятое плавание!

Неожиданно раздался сильный удар, треск, звон разбитого стекла. Карданов отскочил к дивану, упал на Шмелева. В рубку устремился поток воды.

— Вот черт возьми! Окно волной выбило. Теперь и здесь от ветра не скроешься, — сердито сказал Карданов, стряхивая воду с кожанки. — Шмелев, принеси ведро, совок, позови Смирнова и вдвоем приберите здесь.

Генька неохотно поднялся. Опасливо открыл дверь:

— Ну и дает!

Ветер ворвался в рубку, в одно мгновение смёл со стола карту, транспортир, книги. Дверь с грохотом захлопнулась. В рубке стало холодно. Через разбитое окно ветер бил прямо в лицо, под ногами хлюпала вода. Капитан занял свое место у телеграфа. Его взгляд задержался на комингсе четвертого люка. На блестящей палубе чернела трещина, похожая на короткую жирную пиявку. Капитан ждал этого. Он поставил ручки телеграфа на «малый» ход. Скомандовал рулевому взять тридцать градусов под ветер. «Ангара» стала меньше принимать воду на палубу, удары в днище слышались реже. Мысль лихорадочно работала.

«Баржа может разломиться. Нужно подготовить людей, шлюпки. Сообщить каравану. Попробовать испытанный метод стяжки корпуса». Во время войны ему пришлось плыть на лопнувшем судне. Тогда пароход спасла стяжка.

Теперь глаза Карданова неотрывно смотрели на черный излом комингса. В рубку пробрались матросы с ведром и совком.

— Полегче стало идти, товарищ капитан. Кладет только зверски, — довольно сказал Шмелев, принимаясь вычерпывать грязную воду.