Отстранившись, она увидела, что глаза Джека закрыты, а лицо застыло в таком напряжении, будто неведомые страсти и мрачные мысли терзают его душу, заставляя тянуться к ней с неутолимой страстью.
– Если оно тебе так необходимо, выйди и возьми его.
– Да ты просто ненасытен, – улыбалась потом на берегу Кэндис, убирая с его щеки прядь своих волос.
Он осторожно опустился на колени в неглубокую воду. Они начали двигаться, медленно и ритмично, и достигли завершения одновременно.
– Это ты сделала меня таким. Задохнувшись от радости, Кэндис нашла его губы.
Серые глаза умиротворенно скользили по ее лицу.
Облегчение Кэндис было столь явным, что Джек усмехнулся:
– Я… я не была уверена.
– Хорошо, – сказала она, испытывая непонятное облегчение.
– Обхвати меня ногами за талию, – велел Джек. Кэндис подчинилась и ахнула, когда он опустил ее на свое напрягшееся естество.
Вспомнив о том, что привело ее на берег, Кэндис бросилась к Джеку. Улыбаясь, он смотрел на ее подрагивающую грудь с напряженными сосками. Кэндис, замедлив шаг, возмущенно взглянула на него:
Оробев, Кэндис прикусила губу.
Лагерь занимался повседневными делами. Не обнаружив поблизости Джека, Кэндис направилась к вигваму Шоцки. Луси, сидя на коленях, острым скребком удаляла со шкуры шерсть. Она подняла голову и улыбнулась.
Когда она вернулась с мылом и чистым одеялом, Джек стоял в ручье совершенно голый. Он обернулся, лукаво поблескивая глазами:
– Значит, тебе не придется возвращать ему меня?
– Не надо. Тебе нечего скрывать от меня. Она покраснела.
– Он пошел к ручью.
Что ждет ее дома? Всеобщее осуждение и неминуемый скандал. И как быть с Джеком?
Глава 40
Путешествие казалось бесконечным. Весь первый день Кэндис молча просидела в набитом битком дилижансе, совершавшем еженедельные рейсы между Сан-Франциско и Типтоном, штат Миссури, с остановками в Эль-Пасо, Тусоне, форте Юма и Лос-Анджелесе. В зависимости от рельефа местности в день они покрывали пятнадцать, от силы двадцать миль. Дорога то вилась по поросшим кустарником и полынью каменистым долинам, обрамленным высившимися в отдалении зубчатыми хребтами, то круто поднималась вверх, петляя вдоль узких каньонов, проложенных горными потоками в толще скал. Здесь, в тени сосен и можжевельника, было прохладнее.
Временами, когда колеса увязали в песке или цеплялись за корни деревьев и выступы скал, пассажиры высаживались. Женщины шли пешком, а мужчины толкали карету. Кэндис радовалась возможности размять онемевшее от тряски тело. В карете было душно, в воздухе висел тяжелый запах немытых тел. Однако за весь долгий день никто не решился заснуть. Пассажиры находились на грани психоза от страха, который укладывался в одно короткое слово.
Апачи.
Кэндис было все равно. Она чувствовала себя раздавленной и опустошенной. И не только из-за учиненного Кинкейдом насилия. Сердце ее терзала боль, перед которой меркло все остальное. Мысли ее постоянно возвращались к Джеку. Неужели она любит его? Но это невозможно. И безнадежно. Их разделяют непреодолимые препятствия, не последнее из которых ее собственная семья. Отец и братья отвернутся от нее. Кэндис чуть не заплакала, вспомнив ненавидящий взгляд Джека и его презрительные слова. Он презирает ее и считает рабой предрассудков. И как это ни ужасно, Джек прав.
Мысли Кэндис переключились на Кинкейда. Он не выпустит ее из своих лап, а если она попытается сбежать, настигнет и жестоко накажет. Кэндис не сомневалась, что, не вмешайся она, он не моргнув глазом застрелил бы Джека, воспользовавшись тем, что тот пьян и безоружен. Значит, у нее нет иного выхода, кроме как затаиться и, дождавшись подходящего момента, убить Кинкейда.
Она уже пыталась сделать это. На сей раз придется довести дело до конца.
Тоска по Джеку и хладнокровные размышления о том, как избавиться от Кинкейда, отвлекали Кэндис от мыслей о прошлой ночи, полной жестокости и насилия. Но временами пережитый ужас пробивался на поверхность, и тогда Кэндис охватывала дрожь. Ей хотелось закрыть глаза и заснуть, забыв обо всем.
Присутствие пяти попутчиков заставляло Кинкейда держаться в рамках приличий и не приставать к ней по ночам. Но Кэндис постоянно ощущала его интимные прикосновения и похотливые взгляды, со страхом ожидая прибытия в пункт назначения, которым оказался Эль-Пасо, а не Сан-Франциско, как сказал Кинкейд Марии. Он увез Кэндис, даже не позволив ей дождаться возвращения отца и братьев.
Что ж, по крайней мере она получила отсрочку. Тисканье по углам и жадные поцелуи украдкой все же лучше, чем насилие.
На четвертый день они остановились на ночевку на перевалочной станции на участке дороги с красноречивым названием перевал Апачи. К этому моменту единственная, кроме Кэндис, женщина-пассажирка впала в полубезумное состояние и тряслась от страха. Никакие доводы мужа не могли успокоить ее.