Неукротимая

Джек предпочел воздержаться от комментариев. Правительство передало племени скот, и Кочис заставил соплеменников ухаживать за ним. Апачи, испокон веков промышлявшие охотой, считали это занятие унизительным. Но поселенцы, войска и многочисленные путешественники растревожили диких животных, заставив их покинуть родные места. Так что дар правительства пришелся кстати, и апачам ничего не оставалось, как принять его. Признаться Кочису, что он сам пас скот, значило бы оскорбить его в лучших чувствах.

В соответствии с обычаем Джек со спокойным достоинством принял комплимент, ничем не выразив удовольствия.

– Добро пожаловать, друг, – с улыбкой приветствовал Джека Нахилзи, правая рука Кочиса.

– Женщина, прекрасная, как рассвет в горах, с волосами цвета полуденного солнца.

– Нет.

– Мы сожгли целый караван фургонов, пощадив только женщин и детей. Пленных не брали. В тот день я убил много мужчин и снял с них скальпы. Как и они сняли скальпы с моих двоюродных братьев. Но я не чувствовал себя воином. – Джек посмотрел в темные глаза Кочиса. – Эта резня отравила не только мое сердце и душу, но и тело. Меня вывернуло наизнанку. Никто не видел моей слабости – но я-то знал! Это было знамение богов. Я понял, что не могу сражаться против людей одной со мной крови. – Он помолчал. – Как и сражаться на их стороне.

Высокий и худощавый, он был лет на десять старше Джека. Джек ответил на приветствие и спешился.

– Куда ты отправился после того, как покинул свой народ?

– Входи, брат, – сказал Кочис, пристально вглядываясь в его лицо.

– Не всегда. Кочис усмехнулся:

– Я догадываюсь, о чем ты думаешь. Скот – это дар Соединенных Штатов. – Вождь пожал плечами. – У меня тяжело на сердце. Мой народ несчастен. Мы больше не свободны. Белых людей так много, что в глубине души я знаю: если мы не усвоим их обычаи, мой народ исчезнет с лица земли. Я пытаюсь усвоить. Только поэтому я поклялся защищать белых и даже сражаться со своими братьями. Мне необходимы знания. Я хочу понять белого человека.

Джек вздрогнул. Даже Кочис не устоял перед ее чарами!

– Мне неизвестно ее имя. – Кочис с веселым любопытством наблюдал за ним. – Храбрая женщина. Я бы охотно сделал ее своей третьей женой, если бы две первые не доставляли мне столько хлопот. – Он рассмеялся.

Глава 44

– И ты ступил на путь одиночества, – подытожил Кочис, не сводя с него взгляда.

– Ты стал настолько белым, что разучился понимать язык дыма? На севере апачей заставляют жить на одном месте, в обнесенных оградой загонах.

– Да.

– Может, приляжешь ненадолго? – спросил Джек.

Но мечты о будущем не облегчали мучительного чувства вины за настоящее.

Ее образ еще долго стоял перед глазами Джека. Даже одетая как прачка, она была прекрасна. Сердце у него сжалось при виде Кэндис. Ему было невыносимо видеть ее в одежде из грубой ткани с убранными под платок волосами, с загрубевшими от работы руками. Кэндис – настоящая леди. Джек не сомневался в этом, как бы ни складывались обстоятельства. Такая жизнь не для нее. Она заслуживает состоятельного мужа, как, например, судья Рейнхарт, который мог бы нанять горничных, кухарок и прачек. Кэндис должна ходить в шелках и носить кружевное белье. Но что, к дьяволу, он может поделать?

– Где ты ее достал? – воскликнула она. – О, Джек, нам это не по карману!

Наконец она с облегчением выпрямилась, держась за поясницу, и тут увидела входившего во двор Джека. Он нес какой-то деревянный предмет, выкрашенный блестящей белой краской.

Кэндис взволнованно поглаживала гладкое дерево.

Кэндис ждет его ребенка. Доктор подтвердил, что она на шестой неделе, положив конец всем сомнениям в его отцовстве. Джек был в восторге. Он не мог дождаться, когда родится малыш, и заботился о своей жене, делая все, что было в его силах.

Потому что в глубине души Джек сознавал, что им движет не только забота о ребенке. Его побуждения не были столь уж чисты. Как ни противился Джек чарам Кэндис, он знал, что проиграл сражение. Не было такой силы, которая заставила бы его отказаться от нее.

Джек осторожно открыл дверь спиной и исчез в доме.

Их постель стояла теперь на четырех ножках, опираясь на сколоченную Джеком раму. Атласное платье Кэндис клюквенного цвета превратилось в покрывало. На столе лежала скатерть. Справа от очага Джек навесил полки и соорудил рабочий стол. Он выменял на что-то стул и собирался таким же образом добыть толстый индейский половик. Они обзавелись петухом и четырьмя наседками, и Кэндис с восторгом предвкушала появление в их меню жареных цыплят.

Войдя следом, она замерла на пороге. Предмет, который Джек нес вверх ногами и теперь поставил в углу комнаты на четыре изящно вырезанные ножки, оказался колыбелью.

Спустя пять дней Кэндис, закатав до локтей рукава, стирала во дворе. Три верхние пуговицы лифа были расстегнуты, голова повязана платком. Лицо ее разрумянилось от поднимавшегося над водой пара, руки покраснели и обветрились.

– Что это? – спросила Кэндис.