Неукротимая

Наконец жеребец, раздраженно крутя головой, замедлил бег. Почувствовав, что конь повинуется ее руке, Кэндис свернула в первый же переулок и поскакала назад, на звуки выстрелов. Бросить Джека сейчас значило бы обречь его на верную гибель. Осадив вороного в квартале от Мейн-стрит, Кэндис прислушалась. Сердце ее бешено колотилось, дыхание с шумом вырывалось из груди, живот внезапно скрутила такая боль, что она застонала.

– Не дайте ему уйти! – раздался крик, вслед за которым загрохотали выстрелы.

Вонзив каблуки в бока вороного, Кэндис понеслась к месту перестрелки. Спустя мгновение она увидела Джека, мчавшегося стремглав по боковой улочке. По пятам за ним гналась толпа, паля на ходу в живую мишень. Это было самое настоящее убийство.

– Джек! – закричала Кэндис, пришпорив коня.

Джек пригнулся, и ей на мгновение показалось, что пуля достала его.

– Джек!

Он выпрямился и побежал к ней. Кэндис резко натянула поводья, но не смогла остановить обезумевшего коня. Джек ухватился за седло, но промахнулся и вцепился в стремя. Конь скакал навстречу толпе, увлекая за собой Джека. Перехватив поводья в одну руку, Кэндис вытащила револьвер. Вокруг свистели пули, что-то обожгло ее щеку. Тщательно прицелившись, она выстрелила в мужчину, который перезаряжал револьвер. Он упал. Вороной заржал и взвился на дыбы. Не успели его передние копыта коснуться земли, как Джек оказался за спиной Кэндис. Схватив поводья, он резко развернул коня, и тот понесся галопом в противоположном направлении, прочь от разъяренной толпы.

Они мчались со скоростью ветра.

Только оказавшись за пределами Эль-Пасо, Кэндис осознала, что щека ее болезненно пульсирует и залита кровью. Город остался позади, вокруг расстилалась холмистая пустыня. Усталый конь замедлил бег. Крепкие руки Джека обнимали ее. И они были живы. Кэндис прислонилась к нему и застонала, снова ощутив спазм в животе.

– Кэндис, у тебя кровь! – воскликнул Джек и осадил вороного.

Соскочив с коня, он осторожно опустил ее на землю.

– Твое лицо, – сказал он, коснувшись ее щеки. Кэндис всхлипнула.

– Ничего страшного, царапина, – выдохнул он. – Проклятие! Разве я не велел тебе скакать очертя голову? Ты когда-нибудь будешь делать то, что тебе велят?

– О, Джек! – выдохнула Кэндис.

Опустившись на колени, он обнял ее и ненадолго замер. Затем отпустил Кэндис и выпрямился.

– Нужно заняться твоей раной. – Джек направился к коню.

Кэндис кивнула, с ужасом ожидая очередного приступа боли. Молясь, чтобы он не наступил, она начала массировать живот. Услышав приглушенный возглас, она посмотрела на Джека. Он громко выругался.

– Что случилось?

– Конь ранен, – отозвался он. – Ну-ну, полегче, милый, полегче, – ласково проговорил Джек, успокаивая вороного, а затем перешел на язык апачей.

Приподнявшись, Кэндис увидела, что круп жеребца сильно кровоточит.

– О, Джек, его подстрелили!

– Всего лишь царапина, но ему, должно быть, чертовски больно. – Он погладил коня по холке. – Бедняга, такое мужество не часто встретишь.

Вернувшись к Кэндис, Джек осторожно стер кровь с ее лица и перевязал рану.

– Он сможет нас выдержать?

– Да, но недолго. Ему нужно отдохнуть, и тебе это тоже необходимо. Ты очень бледна, Кэндис. С тобой все в порядке?

Со слезами на глазах Кэндис коснулась его лица.

– Я так боялась, что они убьют тебя.

– Чтобы я оставил тебя? – пошутил он. – Да никогда!

– Джек, у меня начались схватки. Он насторожился:

– Ты должна лечь. Сейчас же. Что ты чувствуешь?

– Слабость. Облегчение. В общем, ничего особенного. Он выругался.

– Начать с того, что я не должен был оставлять тебя там. Мы проведем ночь здесь.

– Но это слишком близко от города.

– Мы не можем рисковать жизнью ребенка. Холмы – неплохое укрытие, да и я покараулю. К тому же толпа труслива. Они охочи до того, что легко дается. Я ранил четверых, и еще один на твоем счету. Сомневаюсь, что они решатся нас преследовать, а если и решатся, то пожалеют об этом.

Глаза Кэндис слипались. Она чувствовала себя безмерно измученной. Джек расстелил скатку и уложил на нее жену. Рука его нежно коснулась ее волос. Кэндис прижалась щекой к его ладони и погрузилась в сон.

Джек смазывал бок жеребца, и его руки вдруг затряслись. Он посмотрел на Кэндис. Случись что-нибудь с ней… Он никогда себе этого не простит. Никогда.

Решив взять с собой Кэндис, Джек действовал сгоряча, поддавшись собственническому инстинкту. Независимо оттого, был ли проповедник самозванцем, Кэндис принадлежит ему, как и ребенок, которого она носит. Ничто и никто не может изменить этого. Однако теперь, когда способность разумно мыслить вернулась к Джеку, он понял, что увяз. По самое горло.

Как, к дьяволу, он объяснит Кэндис присутствие Дати в его вигваме?

И дело не только в этом. Джек понимал, что, хотя стычка с толпой примирила их, конфликт далеко не исчерпан. Кэндис ясно выразилась, что не хочет рожать ребенка в лагере апачей, и поехала с ним отнюдь не добровольно. Но теперь слишком поздно. Ему остается только подчиниться обстоятельствам.