Неукротимая красавица

Лето заканчивалось, вечера становились холодными. Дни отшельники проводили в конных и пеших прогулках, порой молча сидели на укромном утесе, нависавшем над пограничными долинами, и смотрели, как высоко в небе парят орлы, поддерживаемые западным ветром. Ночи были наполнены любовными ласками такой нежности и такой страсти, которых ни она, ни он до этого не знали. Они догадывались, что эта их ненасытность, неутомимый любовный голод только обостряют горечь предстоящего расставания.

И вот наступило утро, когда, спускаясь по лестнице, Кэт увидела, как граф входит в хижину с рыбиной в руке.

– Взгляни, Кэт, я поймал лосося и нашел немного позднего салата.

Катриона зарыдала, вспомнив, как в самый первый день в этой хижине он произнес те же слова. Осознав причину ее слез, Ботвелл выругался, а когда вспомнил, что наступил их последний день, тоже едва не зарыдал. Сумев, наконец, успокоиться, она взглянула на него из-под влажных ресниц.

– А этот запах – полагаю, там бульон из ягненка?

Он кивнул, и она не смогла удержаться от смеха, уж очень скорбным было выражение его лица.

– Почисть эту рыбу, Ботвелл, но съедим мы ее попозже. Кстати, как сегодня погода?

– Тепло. Давай поплаваем! Там, рядом с рекой, я нашел целую поляну маргариток.

Ее зеленые глаза лукаво блеснули.

– С радостью, но потом мы займемся любовью посреди этих маргариток?

– Конечно, – ответил он медленно, совершенно серьезно глядя на нее своими голубыми глазами.

Подойдя к нему, она прижалась к широкой груди и воскликнула:

– О, Ботвелл, Ботвелл! Мне кажется, я этого не вынесу!

Его руки на мгновение крепко обняли ее и разжались.

– Иди-ка оденься, любовь моя, а я пока займусь рыбиной и захвачу еще хлеба и сыра.

Потом они медленно ехали верхом, согретые августовским солнцем. Внизу под ними раскинулись низины, затянутые бледно-пурпурной дымкой. Немного поплавав в холодной горной речушке, они занялись любовью на берегу. Она радостно смеялась, лежа на траве, а над ними жужжали толстые ленивые шмели. Они ели хлеб и сыр, пили из фляжки сухое белое вино, закусывая ранними яблоками, что Френсис привез в седельных сумках. Когда солнце стало садиться за горизонт, они сели на лошадей и отправились домой.

По дороге Кэт негромко спросила:

– В какое время завтра нам ждать лорда Хоума?

– Утром, часа через два после восхода.

– О господи! Так рано…

Солнце опускалось все ниже, наступали сумерки, и словно в насмешку, в быстро темневшем небе ярко засияла Венера. Лошади хорошо знали дорогу, и вскоре они оказались возле охотничьей хижины. Пока граф кормил, поил и устраивал животных в конюшне, Кэт быстро приготовила им ужин.

Ели без аппетита, в молчании, пока Катриона не сказала:

– А в самый первый вечер у нас было бургундское.

– Да, и ты, помнится, тогда напилась.

– Хотелось бы и сегодня напиться.

Ботвелл обошел стол и поднял ее, чтобы оказаться лицом к лицу.

– Нет, дорогая, я хочу, чтобы ты хорошо запомнила все, что произойдет между нами нынешним вечером и ночью.

Катриона тихонько заплакала.

– Мне плохо, Френсис! Сердце болит…

– Мне тоже больно, любовь моя, но Джеймс Стюарт никогда не узнает, отбирая самое дорогое, что убивает меня. Наша боль навсегда останется с нами, и только память о нашей любви будет поддерживать меня в грядущие времена.

– А как же ты будешь один, Френсис? Кто позаботится о тебе?

– Наверное, Геркулес, дорогая. Вряд ли его можно считать достойной заменой самой прекрасной женщины Шотландии, но… – Он замолчал, осторожно вытирая слезы с ее щек. – Боже, Кэт! Не плачь, моя прекрасная любовь! По крайней мере Джейми согласился вернуть тебя Гленкирку. Патрик будет заботиться о тебе.

– Ну да, – произнесла она с горечью. – Если так же, как раньше, то через пару месяцев меня опять принудят стать королевской шлюхой!

– Нет, любимая, этого не случится! Патрик мне обещал.

Она в удивлении воззрилась на него.

– Вы встречались? Когда?

– В прошлом месяце, когда король приказал вернуть тебя ко двору. Я должен был удостовериться, что он по-прежнему хочет тебя и станет обходиться с тобой достойно. Он очень любит тебя, дорогая, хотя и знает, что ты принадлежишь мне, так что не бойся вернуться к нему.

Катриона содрогнулась.

– Он сразу же захочет овладеть мной, а я скорее уйду в монастырь, чем позволю другому мужчине прикоснуться ко мне.

Ботвелл негромко рассмеялся.

– Нет, Кэт, ты создана для любви. Без нее твое чудесное тело зачахнет и погибнет. И не надо этого стыдиться.

И словно в доказательство своих слов, он притянул ее к себе, скользнул ладонью в вырез ее шелкового платья и принялся ласкать груди. Глаза ее сами собой закрылись, а губы, напротив, приоткрылись. Услышав ее протяжный стон, Ботвелл снова усмехнулся.

– Вот видишь, дорогая? – нежно поддразнил он ее, убирая свою руку из ее тепла.

В следующее мгновение его губы завладели ее губами. Он был нежен с ней, невероятно нежен: расслабляя поцелуями и ласками, раздел, а потом, все так же не отрываясь от ее губ, поднял на руки и понес по лестнице наверх, в их спальню.