Неукротимая красавица

Приказав грести к новому гарему, Хаммид отправился посоветоваться со своим другом и наставником Кизляром. Тот согласился с ним, что ситуация весьма деликатная, но ему не нравилась дружба между его госпожой Сафийе и Эстер Кира. Старушка довольно прочно обосновалась в покоях валиде, а ранее перебывала в задушевных подругах у четырех других. Она казалась неприкасаемой, но если будет доказана ее роль в произошедшем, то появлялся шанс избавиться от ее влияния навсегда.

Кизляр-ага смог получить аудиенцию у султана, но рассказал владыке только то, что тот, по его мнению, должен был знать.

– Похоже, вторая жена Чикала-заде-паши была похищена с острова. Мы предполагаем, что знаем, кто мог быть к этому причастен, и просим расследовать это дело самым тщательным образом. Угодно ли вам подписать соответствующий указ?

Вспомнив разговор со своим визирем, состоявшийся всего две недели назад, Мухаммед III дал советнику разрешение и даже поставил свою печать на документе, дающем Кизляру и Хаммиду полную свободу действий во время расследования. Вскоре к дому Кира в еврейском квартале был отправлен отряд янычар, а следом рабы несли в паланкинах и обоих черных евнухов.

Эли Кира приветствовал высокопоставленных особ и проводил в гостиную, где им тут же подали кофе, мед, булочки с марципаном, засахаренные фрукты и разноцветные леденцы. Банкир догадался, что вельможи пожаловали к нему, да еще в сопровождении элитных воинов султана, неспроста.

Выждав приличествующее время, беседуя о том о сем, господин Кира прямо спросил:

– Итак, Кизляр-ага, какова цель вашего визита да еще под такой охраной? Случилось что-нибудь? Может, какие-то волнения в городе, о чем я не слышал?

– Жену Чикала-заде-паши похитили с его острова. Вам что-нибудь известно об этом?

Лицо банкира осталось бесстрастным, ни один мускул не дрогнул на нем, ни одна черта не изменила своих очертаний, лишь темные глаза расширились от удивления.

– Латифа-султан похищена? – воскликнул Эли Кира в надежде, что это получилось искренне, поскольку они никоим образом не могли ничего прознать.

Легкая улыбка тронула губы вельможи: подозрения Хаммида были небезосновательны – банкир что-то знает.

– Нет, похитили не Латифу-султан, – пояснил терпеливо Кизляр-ага, – а вторую жену визиря, госпожу Инчили.

– Вот как? Я даже не знал, что Чикала-заде обзавелся второй женой, – банкир пожал плечами.

– Возможно, – кивнул вельможа, – но я готов поспорить, что ваша бабушка все знала и даже более того: была знакома с ней. Госпожа Инчили ни с кем, кроме Эстер Кира, вне дома не общалась. А чтобы организовать побег, ей нужна была помощь извне.

– Вы как будто сказали, что ее похитили, – заметил Эли Кира. – Но разве она не могла подкупить, например, евнуха, чтобы тот помог ей? Почему вы считаете, что именно моя бабушка, пусть даже и знакомая с этой женщиной, организовала заговор? У вас есть какие-то доказательства? В противном случае я воспринимаю ваши слова как оскорбление! Я лично подам жалобу султану!

Кизляр-ага медленно вытащил из рукава халата свиток пергамента и протянул банкиру.

– Взгляните-ка лучше на это: подписанный самим султаном приказ, дающий нам право на любые действия, необходимые для расследования. Султан не желает, чтобы его друг и великий визирь Чикала-заде печалился по поводу исчезновения любимой жены.

Эли Кира в упор посмотрел на Кизляр-агу, а затем перевел взгляд на старшего евнуха визиря и твердо заявил:

– Я знать ничего об этом не знаю! И если у вас нет более весомых доказательств, чем оскорбительные подозрения, я должен просить вас покинуть мой дом.

– Нет, Эли Кира. Я намереваюсь допросить всех членов вашей семьи. В этот момент, согласно моему приказу, янычары входят на женскую половину дома.

– Да как вы осмелились! – воскликнул банкир, побагровев от ярости.

Он тут же бросился в другую половину дома, и за ним с удивительной для их комплекции прытью поспешили и оба евнуха.

Из помещений гарема Кира уже неслись крики возмущения и ужаса, и сцена, открывшаяся глазам новоприбывших, доставила вельможе нескрываемое удовлетворение: именно этого он и добивался – внушить страх женщинам. Теперь, когда его змеиный взгляд обежал комнату, он понял, что его задумка удалась.

Мариам Кира стояла с мертвенно-бледным лицом, явно очень напуганная, и обеими руками прижимала к себе двух юных дочерей, Ребекку и Сару, пытаясь своим телом защитить их. Ее старшая дочь Дебра, тоже бледная как полотно, стояла рядом с матерью. Старая Эстер Кира сидела в большом кресле, хрупкая, но прямая как стрела и грозная как сокол. В толпе здоровенных молодых янычар уже раздавались крики служанок, к которым явно приставали.

Разъяренный, с перекошенным красным лицом, Эли Кира внутренне содрогнулся, но тем не менее набросился на командира воинов с упреками: