Неукротимый, как море

Возьмем, к примеру, гордость. «Золотой рассвет» был его творением, кульминацией труда всей жизни, своего рода лавровый венец карьеры. Но его отняли у Ника, отняли и покорежили. Но даже после того как и сам танкер, и весь чудесный проект покажут свою несостоятельность, обернутся катастрофой и великим горем, имя Николаса Берга всегда будет упоминаться рядом. Мир не забудет, что грандиозная задумка исходила именно от него.

А помимо гордости, была еще и ненависть. Дункан Александер отобрал у него жену и ребенка. Дункан Александер саму жизнь у него отнял. Дункан Александер был врагом, и, согласно правилам Ника, с ним надо сражаться с той же целеустремленностью и безжалостностью, что пронизывали все существование Николаса Берга.

Ник налил себе очередную чашку кофе и разжег сигару. Сидя в полном одиночестве среди роскоши люкс-номера, он мрачно задался вопросом: «Если бы речь шла о другом человеке и о другом судне, которое взялось перевозить нефть Эль-Барраса… стал бы я так рьяно протестовать?»

Вопрос, разумеется, и не предполагал ответа. Дункан Александер — враг.

Николас поднял трубку и набрал еще один номер. Предстоял разговор, который он так долго оттягивал. Ему не нужно было заглядывать в записную книжку, переплетенную в красную телячью кожу, чтобы найти в ней телефон особняка на Итон-сквер.

— Миссис Шантель Александер, пожалуйста.

— К сожалению, сэр, миссис Александер сейчас в Кап-Ферра.

— Ну разумеется, — буркнул Ник. — Спасибо.

— Туда можно позвонить. Телефонный но…

— Да-да, я знаю.

Понятно — забыл, какой сезон на дворе. Ник набрал еще один номер, на этот раз в городке на средиземноморском побережье.

— Резиденция миссис Александер. Питер Берг у телефона.

По жилам Николаса вместе с кровью побежала волна эмоций, от которых загорелись щеки и защипало в глазах.

— Привет, мой мальчик. — Его голос прозвучал неестественно, пожалуй даже, напыщенно.

— Отец! — Неприкрытый восторг. — Слушай, как… Добрый день, сэр. Вы получили мои письма?

— Нет… Какие письма? Ты их куда отправлял?

— На квартиру в Куинс-Гейт.

— О, я туда не заглядывал… — Николас прикинул время, — почти месяц.

— А я получил твои открытки, одну с Бермуд, другую из Флориды. Просто хотел тебе написать, что…

Последовал отчет о триумфах и катастрофах мальчишки-школьника.

— Сногсшибательные новости! Я тобой горжусь. — Слушая сына, Николас представил себе его лицо, и от этого защемило сердце: он мало, непростительно мало, времени уделяет сыну. Вот оно, чувство вины. Боль от потери. Лишь в такие минуты Ник позволял себе признать, как сильно тоскует по сыну. — Здорово, Питер, просто здорово…

Мальчик хотел рассказать все и сразу, сбиваясь, путаясь в новостях, которые он копил так долго. Перескакивал с пятого на десятое, потому что одно цеплялось за другое… И разумеется, наступил момент для неизбежного вопроса:

— Отец, когда можно к тебе приехать?

— Это, Питер, мне надо согласовать с твоей матерью. Но скоро. Я тебе обещаю. — «Нет, надо уходить со скользкого льда», — в отчаянии подумал Ник. — Как там поживает «Апаш»? Ты уже участвовал в гонках?

— Да, вчера. Мама купила мне новые териленовые паруса, красные с желтым.

Выяснилось, что «Апаш» не занял-таки первое место, однако Ник тут же узнал, что повинен вовсе не шкипер яхточки, а капризы ветра, неспортивное поведение конкурентов, которые все норовили ударить в борт, оказавшись с наветренной стороны, и, наконец, нахальный арбитр, вздумавший снять «Апаша» с гонок за то, что тот якобы стартовал раньше сигнального выстрела.

— А потом, — продолжал Питер, — я все равно буду участвовать. Утром в субботу у нас…

— Питер, подожди. Где мама?

— В яхтенном домике.

— Ты не мог бы переключить туда мой звонок? Я должен с ней поговорить.

— Конечно. — Ребенку почти удалось скрыть разочарование в голосе. — Пап, но послушай… Ты обещал. Скоро, да?

— Даю слово.

— Тогда, сэр, до свидания.

В телефоне что-то щелкнуло, затрещало, и наконец раздался ее голос, безмятежный колокольчик.

— C’est Chantelle Alexander qui parle.

— C’est Nicholas ici.[15]

— О, дорогой. Как приятно слышать твой голос. Как твои дела?

— Ты одна?

— Нет, у меня ленч с друзьями. У графини очередное увлечение. Он матадор. Подумать только!

Под титулом «графини» скрывался подчеркнуто женственный и богатый гомосексуалист, который прибился ко двору Шантель. Николас будто воочию видел широкую мощеную террасу, спрятанную от посторонних глаз кронами томных сосен… Яхтенный домик-игрушка, весь словно кремовый торт, с претенциозными башенками и рыжей черепицей… Сияющая, беззаботная компания под яркими зонтиками…

— Пьер и Мими на один день пришли из Канн на своей яхте…

Пьер был сыном магната, который владел крупнейшей в Европе корпорацией по выпуску гражданских и военных реактивных самолетов.

— А Роберт… — продолжала щебетать Шантель.