Неукротимый, как море

Едва показалась крошечная щель, внутреннее разрежение мгновенно заполнилось воздухом, шквальный порыв ударил по трехдюймовым створкам красного дерева и без малейших усилий сорвал их с петель, швырнув в темноту подобно небрежно сброшенной паре игральных карт. Ветер выхватил мужчин из дверного проема и распластал по палубе, где ледяной потоп принялся терзать их лица под стать размолотым стеклянным осколкам.

Николаса потащило по настилу, и он ударился о кормовую леерную стойку с такой силой, что ему всерьез показалось, будто раздавлена грудная клетка. Ничего не видя, давясь соленой водой, он лежал у борта, беспомощный как младенец, едва-едва различая доносившиеся тонкоголосые вопли. Встряхнувшись от этого звука, Николас медленно подтянул под себя колени и привстал, отчаянно цепляясь за леер.

Где-то за бортом голосил матрос, но добраться до него можно было только на четвереньках, придерживаясь за натянутые штормовые тросики. Часть леерного ограждения была сорвана и свешивалась наружу — за нее-то и уцепился несчастный. Подхваченный ветром, матрос, должно быть, всем своим весом угодил на релинг, снес его и теперь висел, зацепившись одной, согнутой в локте рукой, потому что другую руку ему вывернуло в плечевом суставе и она болталась по ветру в каком-то безумном приветствии. Матрос увидел Николаса и еще шире разинул вопящий рот, где виднелись пеньки сколотых передних зубов, перемазанные багрянцем, словно он только что сжевал полгорсти черной смородины.

Ник лег на живот и протянул ему руку, но в этот миг налетел еще один сильный шквал и выдернул поврежденную секцию ограждения из борта — вместе с вцепившимся в нее человеком. Они мигом исчезли в слепящей белой мгле.

Николаса выволокло на самый край. Изо всех сил он ухватился за соседнюю стойку и понял, что она тоже начинает гнуться и выворачиваться с корнем. Привстав на колени, чуть ли не срывая ногти, корябавшие палубу, он пополз от манящего разрыва, а ветер хлестал по лицу, ослепляя и не давая вздохнуть. Ник на ощупь добрался до кормового кнехта и, словно пылкий любовник, обхватил ледяную чугунную тумбу обеими руками, после чего вытошнил морской водой, которую ветер вбивал в ноздри, рот и глотку.

По-прежнему ослепленный, Николас зашарил в поисках плетеной стали главного буксирного каната «Колдуна». Есть! Пальцами одной руки не обхватишь… да, это он! В душе встрепенулась надежда.

Канат по-прежнему на месте, заведен на кнехт и дополнительно закреплен дюжиной нейлоновых строп. Николас пополз вдоль буксира — и тут же понял, что радость оказалась преждевременной. Нет натяжения. У оконечности палубы буксир просто свисал за кормовой срез, а не уходил нитью в белизну, где их должен был придерживать «Колдун», играя роль своеобразного плавучего якоря.

Да, произошло именно то, чего Николас так боялся: шторм оказался слишком силен, и стальной канат лопнул, как хлопчатобумажная нитка. Лишенный управления «Золотой рассвет» болтался сам по себе, быстро загоняемый диким ветром на берег.

Внезапная усталость пробила тело до самых костей. Закрыв глаза, Ник лег на палубу, цепляясь ослабевшими руками за обрывок буксира. Ветер хотел скинуть его за борт, пузырем раздувал штормовую робу и хлестал по лицу. Как просто было бы сейчас разжать пальцы, а там будь что будет… Потребовалась вся сила воли, чтобы подавить самоубийственный позыв.

Медленно, как искалеченное насекомое, Ник переполз через комингс разбитого дверного проема в центральный проход кормовой надстройки — но буря не хотела так просто его отпускать. Ветер метался по коридору, ревел, швырялся дождем и морской водой, заливая настил и вынуждая хвататься за что попало пьяными, нескоординированными движениями.

После такого неистовства лифтовая кабинка показалась тихой и умиротворяющей, как алтарь кафедрального собора. Ник посмотрел в настенное зеркало: глаза чуть ли не сочились кровью из-за соли и воды, щеки и губы вспухли и покрылись багровыми пятнами, словно по лицу несколько раз прошлись наждаком. Он осторожно коснулся носа, потрогал рот — онемели, потеряли чувствительность.

Лифтовые двери распахнулись, и Николас ввалился на ходовой мостик. Люди, сгрудившиеся вокруг штурманского стола, не двинулись с места, только повернули головы. Он добрался до них и вцепился в штормовую планку. Все молчали, разглядывая его физиономию.

— Мы потеряли человека, — прохрипел Ник. В глотке саднило и першило от соли и усталости. — Упал за борт. Снесло ветром.

Но и сейчас никто не двинулся с места, не произнес ни слова. Николас раскашлялся, мучаясь болью в легких из-за воды, которой он наглотался. Как только спазм прошел, Ник продолжил:

— Буксир оборван. Мы теперь сами по себе — в таких условиях «Колдун» не сможет завести новый канат.

Как по команде, все головы повернулись в сторону обзорных окон, к непроницаемой стремительной белизне, что бушевала за стеклом, подсвечиваясь изнутри вспышками молний.