Неукротимый, как море

Однако больше всего Дэвида Аллена поразила бледность нового капитана. Чудилось, будто из него вытекла вся кровь — одним махом из распоротой яремной вены. У капитана было изнуренное лицо безнадежного больного или до смерти уставшего человека. Не таким он представлял легендарного Золотого Принца, владельца «Флотилии Кристи». Отнюдь не это лицо он видел на снимках в газетах и журналах. От неожиданности Дэвид потерял дар речи. Николас Берг остановился и взглянул на него сверху вниз.

— Аллен? — негромко спросил он низким, на удивление звучным голосом, в котором совершенно не слышался акцент.

— Так точно, сэр. Добро пожаловать на борт, сэр.

Николас Берг улыбнулся, и следы изнурения и болезненности в уголках глаз и рта растаяли. Крепкое пожатие гладкой прохладной ладони заставило Дэвида моргнуть.

— Позвольте показать вашу каюту, сэр, — сказал Дэвид и забрал у кэпа саквояж «Луи Вюиттон».

— Дорога мне известна, — заметил Ник, — как-никак это судно проектировал я.

Он стоял посреди капитанской каюты и чувствовал, как в ногах подрагивают мышцы от палубного крена, хотя «Колдун» и был надежно пришвартован к стенке каменного дока.

— Как прошли похороны? — спросил Ник.

— Его кремировали, сэр. Так он пожелал. Я договорился, и прах отправили Мэри, — ответил Дэвид и тут же добавил: — Это его жена, сэр.

— Знаю. Видел ее в Лондоне перед отлетом. Мы с Маком одно время плавали вместе.

— Он частенько рассказывал и хвастался этим.

— Вы убрали его вещи? — Ник оглядел каюту.

— Да, сэр. Здесь ничего не осталось.

— Он был достойным человеком. — Ник снова покачнулся и невольно бросил взгляд на диван, но тут же взял себя в руки и подошел к иллюминатору. — Как это случилось?

— Я в рапорте уже…

— Выкладывайте! — перебил его Ник надтреснутым голосом, словно хлестнул кнутом.

— Порвало основной буксирный трос, когда он был на кормовой палубе. Ему снесло голову в одно мгновение.

Ник помолчал, пытаясь по скупому описанию представить себе случившееся. Однажды ему довелось увидеть, как рвется буксирный трос. Тогда погибли три человека.

— Ясно…

Усталость навалилась на Ника, он расслабился и едва не поддался желанию рассказать, почему решил сам принять командование «Колдуном», вместо того чтобы нанять нового капитана.

Так хочется поговорить с кем-нибудь, когда стоишь на коленях, разбитый, сломленный, с растерзанной душой. Ник опять качнулся, собрался с силами и отбросил невольную слабость — он никогда не искал сочувствия.

— Ясно, — повторил Ник. — Передайте команде мои извинения. Я мало спал последние две недели, а перелет из Хитроу чуть меня не добил. Я познакомлюсь с ними завтра утром. Велите коку прислать ужин.

Судовой кок оказался человеком внушительных пропорций, но двигался словно танцор. Ник Берг не мог оторвать от него взгляда. На коке был белоснежный фартук, на голове молодцевато сидел поварской колпак, завитые пряди блестящих волос спадали на правое плечо, оставляя открытыми левую щеку и мочку уха, в которой красовался бриллиант. Волосатости рук позавидовал бы самец гориллы.

Кок поставил поднос на стол, сдернул салфетку, взмахнул на удивление пушистыми и длинными ресницами и сказал мелодичным, как у девицы, голосом:

— Попробуйте этот чудесный суп и тушеное мясо с овощами. Я приготовил их по особому способу. Пальчики оближете. — Он отступил на шаг, упер руки в бока, оценивающе посмотрел на Ника и продолжил: — Мне хватило одного-единственного взгляда, когда вы, дорогуша, поднимались по трапу, и я сразу понял, без чего вам не обойтись. — Жестом заправского фокусника он извлек из кармана на фартуке бутылочку скотча «Пинч Хейг». — Глоточек за ужином и еще один прямо в постели. Бедняжка.

Николаса Берга никогда не называли «дорогуша» и «бедняжка», но он слишком устал, чтобы одернуть кока. Он лишь изумленно уставился вслед сверкнувшему бриллианту и взметнувшемуся белому фартуку. Слабо ухмыльнулся, покачал головой и взвесил в руке бутылку.

— Черт возьми, пожалуй, вовремя, — пробормотал Ник и поднялся, чтобы взять стакан. Отхлебнул, вернулся к столу и поднял крышку супницы. Вырвался ароматный пар, Ник сглотнул слюну.

Горячая еда и виски отняли последние силы, и Николас Берг нетвердой походкой направился в спальный закуток своей каюты, на ходу скидывая туфли.

Он проснулся обозленным, чего не случалось с ним вот уже две последние недели, и это само по себе многое говорило о захлестнувшем его отчаянии.

За бритьем на него из зеркала смотрело все то же незнакомое лицо: застывшее, бледное и осунувшееся, с глубокими складками у рта. Луч раннего солнца из иллюминатора упал на виски, и в темных волосах блеснуло серебро. Ник придвинулся к зеркалу. Раньше он не замечал седых волос — то ли плохо смотрел, то ли они появились совсем недавно.

«Сорок, — подумал он. — В июне мне будет сорок».