– Нет-нет, это вовсе не шутка. – Он замотал головой, в свою очередь, не в силах сдержать улыбку. – Возьмем на буксир большую ледовую гору. Возможно, уйдет неделя на набор нормальной скорости, но как только эту махину удастся стронуть с места, ей будет все нипочем. Отведем ее в «ревущие сороковые», ледовой стенкой как парусом – да-да! – поймаем попутный ветер и, подобно старинным шерстяным клиперам, двинем на восток, к Австралии.
Ник подошел к штурманскому столу, достал из ящика карту Индийского океана и пальцем поманил к себе Саманту.
– Так вы всерьез... – Она перестала веселиться и вновь взглянула на него пытливо и внимательно. – Вы в самом-самом деле не шутите?
По-прежнему улыбаясь, шкипер кивнул и пальцем показал на карте предполагаемый маршрут.
– Затем мы повернем к норду, войдем в Западноавстралийское течение и позволим ему подхватить нас гигантской дугой, после чего окажемся в зоне действия восточных муссонов и северного экваториального течения.
Ник принялся описывать и этот участок, хотя девушку в первую очередь интересовало его лицо. Они стояли очень близко друг к другу, однако до сих пор не позволили себе физического контакта, и Саманту возбуждал звук его голоса, действовавший не слабее его прикосновений.
– Подхваченные этим течением, мы пересечем Индийский океан до восточного побережья Африки, окажемся там как раз вовремя для «пересадки» на юго-западный муссон – и додрейфуем до Персидского залива. – Он выпрямился и улыбнулся вновь. – Сто миллиардов тонн питьевой воды, доставленной в виде айсберга прямиком в самый засушливый и богатый уголок земного шара.
– Да, но... – девушка помотала головой, – он же растает!
– А мы с вертолета разбрызгаем по нему светоотражающее полиуретановое покрытие, чтобы ослабить действие солнца, да и сидеть в воде он будет не просто так, а в специальном неглубоком доке, как бы сам себе хоэто уйдет не меньше пары лет, а к тому времени мы поймаем себе еще один айсберг и приведем его на место, заарканив, как дикого жеребца.
– Как же вы с ним справитесь? – продолжала сомневаться девушка. – Ведь он слишком огромный.
– Мои буксиры сообща разовьют сорок четыре тысячи лошадиных сил. Если захотим, то и Эверест сможем сдвинуть с места.
– Да, но внутри Персидского залива что станете делать?
– Разрежем его на куски лазерной пушкой, а отдельные глыбы будем подавать в таятельный бассейн с помощью портального крана.
Саманта задумалась.
– Пожалуй, может сработать, – наконец признала она.
– Ну конечно, – улыбнулся Ник. – Я уже продал эту идею саудовцам. Сейчас там вовсю ведется строительство дока и таятельных бассейнов. Мы будем давать им воду по цене одной сотой доли тех затрат, которые идут на опреснение морской воды в атомных испарителях, причем без какого-либо риска радиоактивного загрязнения.
Девушка была заворожена масштабом его планов, а Ник разделял ее взгляды на экологию. Они стояли и увлеченно беседовали, не замечая, как один за другим проходят долгие вахтенные часы, но становились при этом ближе друг к другу лишь в духовном смысле.
И пусть каждый из них ценил эти совместно проведенные часы, никто так и не решился переступить тонкую границу между тесной дружбой и интимностью. Саманта инстинктивно понимала, что Ник сознательно сдерживает себя, что он из тех мужчин, которые проанализировали свою жизнь и теперь строят ее по собственным правилам. Девушка предположила, что реагировать он будет лишь на глубокие чувства, а мимолетная физическая близость ему не интересна; она знала о том хаосе, в который не столь давно была ввергнута его личная жизнь, и что сейчас он сам себя вытягивал из этого болота. Ник опасался новой душевной боли. «Еще есть время, – сказала она самой себе, – масса времени», – но «Колдун» неуклонно шел курсом нордост-тень-норд, таща за собой покалеченный лайнер в «ревущие сороковые». На сей раз ветра печально знаменитых широт пожалели буксир, и судно устойчиво развивало те шесть узлов, на которые рассчитывал Ник.
Отношение комсостава «Колдуна» к Саманте Сильвер также претерпело изменение: на место раболепного восхищения пришло задумчивое уважение. Теперь каждому был ведом ритуал вечерней вахты от восьми до полуночи. Грэхем.
– Мистер Грэхем, ваше счастье, что я не услышал этой ремарки, – ледяным тоном заявил ему Дэвид Аллен. А впрочем, что греха таить: они все питали неприязнь к Николасу Бергу, ведь конкуренция была слишком неравной. Сейчас каждый держался от девушки на почтительном расстоянии, ибо никто не осмеливался бросить вызов главному быку стада.
Время, казавшееся Саманте бесконечным, в действительности отсчитывало последние часы, и девушка не нашла ничего лучшего, чем спрятать голову в песок. Даже когда Дэвид Аллен показал ей смутное мерцание на самом краю радарного экрана, она попыталась обмануть саму себя, вообразив, что это вовсе не африканский берег, что все так и будет продолжаться – пусть не до бесконечности, так хотя бы до наступления некоего экстраординарного события.