Неукротимый, как море

И она была восхитительна по ночам, когда ее тщательно расчесанные, глянцевые, ароматные волосы накрывали его грудь золотистой пеленой, пока сама она изображала на нем наездницу, предаваясь этому занятию чуть ли не с религиозным восторгом, подобно жрице, приносящей жертву на алтаре языческого капища...

Но прежде всего остального Саманта была юностью – юностью вечной и бескомпромиссной, в которой трепетала радость жизни.

Благодаря ей Николас еще раз встретился с теми эмоциями, которые – как он сам полагал – давно атрофировались под спудом цинизма и повседневной прагматичности. Он разделил с ней детскую восторженность малыми чудесами природы: полет чайки, соседство дельфина, находка полупрозрачной, тонкой, как превосходно выделанный пергамент, раковины, в закругленной спирали которой прятался редкостный морской обитатель, моллюск-кораблик с множеством подвижных щупалец...

Он разделял ее гнев, когда даже на эти далекие, мало кому известные пляжи вторгались нефтяные пятна, смывки из трюмов крупнотоннажных танкеров, принесенные сюда течением Агульяс, когда к подошвам липли мерзкие комья загустевшего мазута, которые встречались повсюду: и на гальке, и на трупах ослиных пингвинов, выброшенных прибоем на берег...

Саманта была самой жизнью – хватало прикоснуться к ее теплу, испить звук ее смеха, чтобы омолодиться. Идти с ней рядом означало чувствовать себя полным жизненных сил. доставало и на полуночные танцы под громкую, диковатую музыку, и еще оставался запас, чтобы подхватить Саманту, когда она начинала оступаться, отнести в их пляжное бунгало, держа на руках, как сонного ребенка, чья кожа немножко горит от воспоминаний о солнце, чьи мускулы приятно ноют от усталости, чей живот полон богатой пищи...

– О, Николас, Николас... я так счастлива, что вот-вот заплачу!

И тут объявился Ларри Фрай; он примчался в облаке негодования, пунцовый и непримиримый, как только что прозревший муж-рогоносец.

– Две недели! – ревел он. – Две недели Лондон, Бермуды и Сен-Назер доводили меня до сумасшествия! – Извергая эти вопли, он тряс толстенной пачкой бумаг, словно переквалифицировался в редактора «Британской энциклопедии». – Никто понятия не имел, что с вами случилось! Вы просто взяли да испарились!

Ларри заказал самую большую порцию джин-тоника у облаченного во все белое бармена и устало обмяк на стуле возле Ника.

– Нет, мистер Берг, я из-за вас чуть работы не лишился, и это истинная правда... За такие вещи надо самолично откручивать голову и топить остатки в ближайшей бухте. Ведь пришлось нанять частого сыщика – вы слышите меня? – который перелопатил регистрационные книги всех гостиниц страны!

Фрай сделал длинный-предлинный глоток, успокаивая нервы.

Именно этот момент выбрала Саманта, чтобы впорхнуть в коктейльбар. На ней было воздушное платье, столь же зеленое, как и глаза девушки, и на весь зал опустилась уважительная тишина – любители предобеденной выпивки проводили девушку взглядами. Ларри Фрай позабыл о своем негодовании и уставился на Саманту разинув рот. На опаленной солнцем лысине выступили капельки пота, придав глянец кожистой макушке.

– Ну и ну... – пробормотал он. – Или я на небесах, или у меня бред начинается.

Его восхищение переросло в священный ужас, когда Саманта подошла прямиком к Николасу, положила ему руку на плечо и на виду у всего зала запечатлела у него на устах долгий и сочный поцелуй.

Раздался коллективный вздох, и Ларри Фрай опрокинул свой джин.

– Отправляемся сегодня, немедленно, – решила Саманта. – Николас, нельзя оставаться даже на лишний час, иначе все испортим. Было замечательно, идеально, но теперь нам пора. мостью все время идти вперед. Он тут же зафрахтовал двухмоторный «Бичкрафт-Барон», который подобрал их с небольшой грунтовой полосы возле отеля и доставил в йоханнесбургский аэропорт за час до рейса «Ю-Ти-Эй» на Париж.

– Я пока что летала только в хвостовой части, – поделилась воспоминаниями Саманта, критически оглядывая салон первого класса. – Правда, что здесь можно есть и пить сколько вздумается? Бесплатно?

– Да, – кивнул Ник и тут же торопливо добавил: – Но это не означает, что ты должна сама с собой устраивать соревнование, кто кого переест.

За последнее время Ник научился со священным трепетом относиться к аппетитам Саманты.

Ночь они провели в парижском «Георге Пятом», после чего сели на утренний рейс «Ти-Эй-Ти» до Нанта, другими словами, до ближайшего аэропорта к Сен-Назеру. Там их встретил Жюль Левуазан.

– Николас! – жизнерадостно воскликнул он и, привстав на цыпочки, расцеловал в обе щеки, окутав старого знакомого облаком ароматов одеколона и бриолина. – Ты пират, Николас! Украл судно у меня из-под носа. Терпеть тебя не могу. – Он взял Ника за плечо и откинул голову. – Я тебя предупреждал не браться за эту работу, а? Предупреждал или нет?

– Предупреждал, Жюль, ох предупреждал...

– Так зачем же ты сделал из меня дурака? – требовательно вопросил француз и энергично пошевелил усами. На нем был дорогой кашемировый костюм и шикарный галстук. На берегу Жюль всегда одевался как денди.