Неукротимый, как море

За его спиной располагался зыбкий фон из подобострастных, елейно пришепетывающих теней. Всякий раз, когда Николас решал, что та или иная позиция была наконец твердо согласована, перед дверями банка останавливался какой-нибудь розовый или кислотно-желтый «роллс-ройс», откуда выходила очередная пара-тройка арабов. Они торопливо кидались лобызать шейха, прикладываться губами к его носу и тыльной стороне кисти, после чего возобновлялось приглушенное обсуждение — причем с того места, которое прошли часом ранее.

Джеймс Тичер ничем не выказывал нетерпения. Он демонстрировал удивительную выдержку, улыбался, кивал и в целом следовал ритуалу так, словно родился арабом, прихлебывая приторный кофе и терпеливо поджидая, пока ему переведут доносящийся со всех сторон шепот, после чего выдвигал собственное, взвешенное контрпредложение.

— Дела идут отлично, мистер Берг, — понизив голос, заверил он Николаса. — Еще парочка-другая дней, и…

У Ника дико ныли виски от крепкого кофе и дыма турецкого табака, ему с трудом удавалось сосредоточиться. К тому же одолевало беспокойство насчет Саманты: четыре дня подряд он безуспешно пытался до нее дозвониться… Пожалуй, следует размять ноги. Он извинился перед шейхом и направился к информационному столу в вестибюле банка, где ему в очередной раз ответили:

— Сожалею, сэр, но ни по одному номеру никто не берет трубку.

— Этого не может быть, — нахмурился Николас. Один телефон стоял у Саманты в бунгало на Ки-Бискейн, а второй — на столе в лаборатории.

Девушка покачала головой:

— Я пробую дозвониться каждый час.

— От вас можно послать телеграмму?

— Разумеется, сэр.

Она дала ему стопку бланков, и Ник принялся писать: «Пожалуйста, немедленно перезвони…» Здесь он указал номер своей квартиры в Квинс-Гейт, затем номер офиса Джеймса Тичера, после чего задумался, держа ручку в воздухе и пытаясь подыскать слова, которые выразили бы его беспокойство… Увы, тщетно.

«Я тебя люблю, — наконец написал он. — Очень-очень».

После полуночного звонка Николаса, в котором он рассказал про перевозку кадмиевой нефти, Саманту Сильвер закружил водоворот событий.

Проведя серию встреч с руководством Гринписа и других экологических организаций в целях создания общественного резонанса в связи с новой угрозой океану, она в компании Тома Паркера прибыла в Вашингтон, где им удалось переговорить с заместителем директора управления по охране окружающей среды и двумя молодыми сенаторами, — однако все усилия проникнуть еще глубже натолкнулись на гранитную стену интересов крупных нефтепромышленников. Даже обычно словоохотливые источники сейчас с крайней осторожностью высказывались против новой крекинг-технологии «Амекса». Как заметил один тридцатилетний сенатор-демократ, «рука не поднимается угробить проект, который обещает на пятьдесят процентов увеличить выход ископаемого топлива».

— Мы вовсе не это хотим угробить! — вскинулась Саманта, и без того уже измотанная усталостью и досадой. — Нас не устраивает безответственный способ, которым собираются везти кадмиевую отраву по крайне важным и уязвимым морским путям!

Впрочем, когда она выступила с докладом, где описала сценарий возможных последствий для Северной Атлантики, куда хлынет миллион тонн токсичной нефти, то в глазах собеседника увидела неверие, а на губах — снисходительную улыбку, с которой обычно обращаются к слегка чокнутым.

— Господи, ну неужели так трудно иметь здравый смысл! — горько жаловалась Саманта.

Они с Томом Паркером встретились с лидерами Гринписа на севере и западе страны, и те пообещали помочь как словом, так и делом. Калифорнийское отделение прибегало к физическому вмешательству только в крайних случаях, — например, когда потребовалось вклиниться на крошечном катере между русским китобоем и малыми полосатиками, которые пришли в Калифорнийский залив.

В Галвестоне они договорились с молодыми техасцами, что пикетирование завода «Амекса» начнется сразу, как только поступит подтверждение, что ультратанкер вошел в воды Мексиканского залива.

С другой стороны, ни одна из их попыток не смогла заставить «Ориент амекс» пойти на открытую конфронтацию. Нефтяной гигант попросту игнорировал приглашения выйти на радио или телевидение и опровергнуть обвинения в свой адрес. Кроме того, компания слабо реагировала и на запросы средств массовой информации. В результате Саманта обнаружила, что крайне сложно возбудить интерес к спору, в котором имеется только один участник.

Им удалось договориться об одном телевыступлении на местной техасской студии, однако в отсутствие скандала, который поднял бы рейтинги, продюсер срезал время Саманты до сорока пяти секунд, после чего попытался приударить за ней, пригласив поужинать.

В сюжетах про энергетический кризис, танкеры и разливы нефти очень мало развлекательного. Никто и слыхом не слыхивал про какое-то кадмиевое загрязнение, мыс Доброй Надежды находился вообще в другом полушарии, миллион тонн звучали абстрактно, потому как этот объем невозможно себе вообразить… Не тема для обсуждения, а скука зеленая.

Словом, пресса спустила все на тормозах.