Неукротимый, как море

Пластырь скользнул вперед еще на один фут и — не везет так не везет! — действительно зацепился за носовой планшир. Волна перехлестнула через борт, и матросам приходилось теперь толкать бесформенную жесткую груду по щиколотку в воде.

Должно быть, в эту минуту в Нике сработал некий инстинкт, чувство опасности. Что-то заставило его обернуться. В глубине бухты, у самой кромки льда, лежал в дрейфе «Колдун» — а еще дальше, за буксиром, поднимался внушительный вал, чей гребень исказил линию горизонта. Это был лишь предшественник по-настоящему колоссальных волн, которые шторм гнал перед собой, — так охотник науськивает борзых. Впрочем, и теперешних волн хватало, чтобы «Колдун» резко взбрыкивал кормой и по самый полубак зарывался в воду, которая даже не успевала сбегать в шпигаты.

Вал достигнет незащищенного и перегруженного катера через двадцать пять секунд, он с размаху ударит в борт… А ведь нос и так уже подтоплен, массивный зацепившийся пластырь держит, словно якорь… Катер накроет полностью, и все пять членов команды погибнут буквально за минуты: если не утянут на дно тяжелые робы, так заморозит ледяная пучина.

— Бейкер! — отчаянно рявкнул Ник в микрофон. — Тащи, раздери тебя в душу, тащи!

Спустя миг трос дернулся вперед, увлекаемый могучей лебедкой «Золотого авантюриста»; от такой тяги катер еще сильнее клюнул носом, и вода каскадом обрушилась на планшир.

Ник схватил одно из дубовых весел и сунул его под пластырь, в то место, где зацепилась парусина, и всем телом налег на эту импровизированную вагу.

— Помоги! — крикнул он ближайшему матросу и сам показал пример как надо работать. В глазах потемнело, спинные мышцы вздулись буграми и были готовы лопнуть от напряжения.

Море неумолимо затапливало катер, теперь вода была почти по колено — а из бухты на них шла большая волна. Ее могучая поступь была неслышной, ничто не могло устоять на ее пути, она небрежно сметала прочь массивные глыбы льда, не задерживаясь даже на крошечную долю секунды…

Что-то вдруг поддалось — и вся махина пластыря ухнула за борт. Высвобожденный из-под непосильной ноши катер вздыбился, и Ник бешено замахал обеими руками, приказывая рулевому поставить нос к волне.

Подхваченные гребнем, они взлетели так, что палуба ушла из-под ног. Из-за спины раздался грохот — вода ударила в корму «Авантюриста», взорвавшись бешеным облаком пены, которую тут же смахнул ветер.

Расталкивая тяжелые обломки пакового льда, рулевой уже вел катер к заждавшемуся «Колдуну».

— Стоп мотор! — махнул ему Ник. — Задний ход! — На ходу сбрасывая клеенчатую робу, он неуклюже заторопился на корму и там прокричал рулевому прямо в ухо: — Стоять здесь! Я иду на погружение! Надо проверить!

Ошарашенный матрос чуть ли не умоляюще взглянул шкиперу в глаза. Ему хотелось как можно быстрее выбраться из этой передряги, вновь очутиться в безопасности, на борту «Колдуна», — но безжалостный Ник уже надел водолазный шлем и теперь подключал шланги.

Пластырь до сих пор тяжелым тараном бился о борт «Золотого авантюриста», так как воздушные карманы и пенька придавали ему положительную плавучесть.

Ник нырнул прямо под него и оказался в двадцати футах от водоворота, который создавала пробоина.

Хватило и пары секунд убедиться, что трос чист, и Ник беззвучно поблагодарил Красавчика Бейкера за то, что стармех успел заглушить лебедку, едва пластырь оказался в море. Сейчас можно приступать к главной задаче.

— У меня порядок, — сообщил он Бейкеру. — Но трос выбирай медленно, на барабане задай не больше полусотни футов в минуту.

— Есть задать полсотни футов, — откликнулся Бейкер.

И пластырь, до этого подскакивавший на волнах как поплавок, медленно затянуло под воду.

— Так держать.

Весь процесс чем-то напоминал наложение кровоостанавливающего тампона на открытую рану — но только в полевых условиях. Под внешним давлением воды пластырь глубоко сел в разверстую дыру, а натянутый двухдюймовый трос еще надежнее закрепил его на месте. «Рана тампонирована», — улыбнулся Ник про себя и, подрабатывая ластами, завис у днища, чтобы внимательно проверить результат.

Доселе смертельно опасное течение сквозь пробоину прекратилось. Он отмечал лишь едва заметное движение воды по периметру пластыря; впрочем, пенька вскоре разбухнет, и через пару часов вся эта пробка станет герметичной.

— Дело сделано, — сказал Ник в микрофон. — Набить трос до двадцати тонн и держать… Да, кстати, можешь включить насосы и осушить этого водохлеба.

Только от чувства внезапного облегчения, замешенного на нервах и дикой усталости, Ник позволил себе назвать замечательное судно водохлебом — и пожалел об этом обидном слове, едва оно успело вылететь.

Ника до боли тянуло в сон. Каждый мускул, каждая жилка протестовали и молили о пощаде; глаза были налиты кровью; от соли, ветра и холода опухли веки, подчеркивая темные круги усталости, которые вполне могли посоперничать с устрашающими синяками, кровоподтеками и ободранной кожей на боках, бедрах и ребрах.