Неукротимый, как море

Все они, до единого человека, не промолвили ни слова, пока ехали вверх в люльке подъемника, который взбегал по внешней стороне борта до уровня верхней палубы. Ветер безжалостно выщупывал лица сквозь предохранительную проволочную сетку, но вовсе не холод заставлял спутников хранить молчание.

Машинно-котельное отделение, залитое резким светом подвесных прожекторов, производило впечатление гулкой пещеры. Люди стояли на стальном переходном мостке на высоте полусотни футов над котлом и пароконденсаторами главной силовой установки.

Ник смотрел вниз минут пять. Не задал ни единого вопроса, не высказал ни единого суждения… Лишь в самом конце он повернулся к Шарлю и скупо кивнул:

— Ладно. Достаточно насмотрелся.

Инженер отвел их к лифту, и они поехали выше. Внешне обстановка напоминала современное офисное здание: полированный хром и деревянная облицовка лифтовой кабины, ковровые дорожки ходового мостика, по которым Шарль проводил гостей к каюте капитана. Дверь резного красного дерева он открыл своим ключом, который носил на цепочке жилетных часов.

Жюль Левуазан медленно оглядел помещение и задумчиво покачал головой.

— Вот это жизнь, вот это я понимаю… — пробормотал он, после чего добавил: — Николас, я категорически настаиваю, чтобы моя каюта на «Морской ведьме» была обставлена так же.

Ник без улыбки шагнул к смотровым окнам, которые выходили на переднюю оконечность танкера. В миле с четвертью от них вырисовывались контуры тупого, некрасиво загнутого носа. Пока Ник стоял, заложив руки за спину, расставив ноги и гневно выпятив подбородок, никто не осмеливался произнести ни слова. Впрочем, Шарль нашел себе занятие: он открыл дверцу роскошного бара и сейчас разливал коньяк по хрустальным пузатым бокалам. Как только Ник повернулся к окну спиной, Шарль поднес ему благородный напиток.

— Спасибо. Мне действительно нужно что-то горячительное, чтобы растопить лед в животе. — Ник отпил глоток и покрутил коньяк на языке, неторопливо осматривая каюту.

Помпезно обставленное помещение занимало чуть ли не половину ширины ходового мостика и вполне могло подойти для дипломатического приема. Дункан Александер выбрал себе талантливого декоратора, и кабы не прозаическое зрелище за окном, вполне могло возникнуть впечатление, что находишься в элегантных апартаментах где-нибудь на Пятой авеню в Нью-Йорке или в одном из тех пентхаусов, что расположены на скалистых обрывах Монте-Карло, откуда открывается умопомрачительный вид на гавань.

Ник не спеша прошелся по толстому зеленому ковру с вышитым серебряным вензелем из двух заглавных букв имени владельца: «Флотилия Кристи», — после чего остановился перед Дега, подвешенным на почетном месте, то есть над мраморной полкой камина.

В памяти всплыл неудержимый приступ восторга, с которым Шантель встретила покупку картины — одной из балетных работ Дега, с мягкими, чуть ли не светящимися контурами человеческих фигурок. Припомнив, что бывшая жена из года в год не уставала восхищаться этим полотном, Ник призадумался, с какой стати она позволила повесить его здесь, на борту промышленного судна, к тому же практически без охраны. Картина стоила четверть миллиона фунтов.

Он нагнулся поближе и только сейчас сообразил, насколько точной была копия. Тряхнув головой, Ник досадливо поморщился.

— Владельцам сказали, что морской воздух может повредить картину, — пожал плечами Шарль и для пущей убедительности развел руки в стороны. — Да и много ли найдется тех, кто уловит разницу…

«А чего еще ждать от Дункана Александера? — неприязненно подумал Ник. — Только у этого типа, в его бухгалтерском мозгу, могла зародиться подобная идея — убежденность в том, что за нос можно водить кого хочешь и сколь угодно долго».

Все знали, что полотно принадлежит Шантель, поэтому никто не станет сомневаться в его подлинности. Такова логика, проглядывавшая за поступком Дункана Александера. Нет, Шантель на такое не пошла бы. Она не из тех, кто мирится с подделкой или эрзацем. А значит, вся история с картиной была мерой власти Дункана, его способности заставить Шантель пойти на мелкий, дешевый обман…

Николас бокалом показал в сторону фальшивки и напрямую обратился к Шарлю.

— Да, это мошенническая уловка, — сказал он негромко, что лишь подчеркивало степень его тщательно скрываемого гнева, — но она безвредна. — Он повернулся к картине спиной и, как бы охватив все судно более широким жестом, продолжил: — Однако вот это… — Он осекся, беря под контроль стальную ноту, звякнувшую в его голосе. — Это возмутительная, смертоубийственная, отвратительная игра, на которую мог пойти только мерзавец, ни во что не ставящий весь принцип, всю концепцию безопасности… Один гребной винт вместо четырех… Да ведь он же не сможет управлять судном таких размеров! В мало-мальски опасной ситуации не сможет выдать требуемый крутящий момент, чтобы избежать столкновения… или отойти от подветренного берега… справиться с сильным волнением…

Ник остановился, и голос его зазвучал тише, но вместе с тем еще убедительнее: